Ничего нового Эрлик мне не открыл, вся его тирада была пошлой банальностью. Подобные рассуждения надоели мне еще в студенческие годы. И я чуть было не сморозил: «Ну, когда еще это будет…»– просто чтобы он отстал от меня со своими проповедями. С кем-нибудь другим я бы именно так и поступил. Ну какой смысл в дискуссии, если она пустопорожняя?
–Ладно,– согласился я с великим сомнением в душе,– пригляд за человечеством нужен. Вообще нужен или пока нужен – не будем углубляться. Как его осуществить – вот вопрос. Обезвреживать тех, от кого зависит принятие гибельных решений?
–Если не видно другого способа – да,– жестко ответил Эрлик. Я был благодарен ему уже за это «если». Можно было ожидать чего-нибудь похуже.
Внезапно он сменил тему:
–Тебя удивило, что на Реплике не нашлось ни одного мало-мальски приличного месторождения?– Я кивнул.– Хочешь узнать, по какой причине их нет?
–Спрашиваешь!
–Потому что они были вычерпаны до дна еще миллиард лет назад,– как-то буднично сообщил Эрлик.– Да-да. Что уставился? Ты геолог и должен понимать, что за такой срок – да куда там, даже за гораздо меньший срок – никаких видимых признаков существования цивилизации на планете не останется. Реплика – старая, тектонически пассивная планета, так что в непоявлении новых месторождений нет ничего удивительного. А цивилизация там была… и полностью истребила себя в междоусобных войнах. Хуже того: была уничтожена вся высшая жизнь, остались разве что примитивные одноклеточные в океане и литосфере. Они-то спустя миллиард лет и дали ту вспышку видообразования, которую ты видел. Она по удивительной случайности напоминает земной палеозой и которая известно чем закончится… Кстати, представители той, погибшей цивилизации нисколько не походили на людей. Помешать им самоубиться мы не могли, потому что структуры, которую я представляю, в те времена еще не существовало в принципе, однако реконструировать прошлое и понаблюдать со стороны мы можем. Тебе пока не предлагаю… неприятное это зрелище, поверь.
Я поверил, но сейчас же возразил:
–Но мы-то не самоубились!
–Ты уверен, что тут не обошлось без помощи извне?– прищурился Эрлик, и я завял. Первоклассник вздумал потягаться в споре с академиком… Что я могу предложить ему, кроме наивных аксиом, которые на самом деле никакие не аксиомы, и детских вопросов?
Хотя как раз детские вопросы и ставят подчас в тупик самых мудрых академиков! И я спросил:
–Зачем вам это?
–Что «это» икому это «вам»?
–А вот не надо! Ты все отлично понял. Зачем твоей – гм – структуре заботиться о человечестве? Из чистого альтруизма? Прости, что-то не верится. Мы что, одиноки во Вселенной? Ты уже дал мне понять, что нет. Даже в нашей Галактике наверняка кто-то есть, кроме нас… а галактик во Вселенной пруд пруди. Мы чем-нибудь уникальны? Если да, то в чем состоит наша ценность?
–Тебе прямо возьми и ценник предъяви,– проворчал Эрлик.
–Да! Ценник. Будь добр.
–Ну хорошо. Ваша главная особенность по сравнению с другими – резкое, взрывное развитие. Столь быстрой экспансии в Галактику пока еще не продемонстрировала ни одна цивилизация. Вы преодолели опасность уйти в виртуальную, несуществующую реальность и закуклиться на своей единственной планете. Это тоже нетипично. Вы деятельны, пытливы и отважны до нахальности. Насчет ценности – спорный вопрос, но как минимум понаблюдать за вами определенно стоит.
–И это все?
–Этого достаточно, чтобы время от времени мешать вам совершать гибельные ошибки. Во всяком случае – пока.
–Потом надоест?– ехидно подколол я.
Эрлик помолчал.
–Хуже,– сказал он, когда я уже решил, что он обиделся.– Много хуже. Потом… не знаю когда, но когда-нибудь… мое руководство может просто испугаться. Не знаю, что последует за этим…
–А ты?
–Ну что я? Простой служащий. Могу надеяться, что мое мнение принимают к сведению, не более.
–Я не о том. Ты – боишься?
–Кажется, ты невнимательно слушал,– сказал он после паузы.– Да, боюсь. И давно.
Глава 12
Полубог на воле
Очень скоро выяснилось, что отчислены не только Титос, Ирвин и дядя Миша. Помимо них под выбраковку попали еще шесть кандидатов, по три от каждого пола. Среди них оказался Борис Ефимович, он же достопочтенный сэр Аверс де Реверс; опрочих Василий ничего не знал. Джафару и Мередит, напарникам Хорхе, вроде бы достойно проявившим себя, тоже не повезло, а почему – гадай, пока гадается. Группа сократилась до одиннадцати человек. Новых кандидатов не появилось, если только Рудра не скрывал их.
А зачем бы ему их скрывать?
Ответ пришел быстро, и Василий долго боролся с ним. В течение нескольких часов он метался по своим апартаментам, как некормленый зверь в клетке, ходил по потолку, скрежетал зубами и, кажется, даже рычал, менял геометрию помещений, производя мысленным усилием невозможные архитектурные формы, дважды принял контрастный душ, сотворил и высосал, ничуть не опьянев, бутылку пятидесятилетнего «Гленморанжа», материализовал и применил по назначению бутерброд с семгой – словом, пытался найти опровержение своему прозрению. Не нашел.
Зато понял, что сыт всем этим по горло. Где критерии отбора, где? Предъявите их! Молчание… Ясно лишь то, что понятно и ежу: отсеиваются глупые, робкие, нечестные,– но ведь гнилое нутро такого фрукта, как Титос, можно было разглядеть и пораньше. Да и не только его. Для чего Рудра держал столько времени эту кунсткамеру, наблюдая за ней со стороны и, надо думать, посмеиваясь? И почему сейчас выбраковал только девятерых?
Потому что кунсткамера нужна ему и дальше. Что, маловато осталось чучел огородных, всего только одиннадцать? Ничего, добавит новых уродов в коллекцию. Человечество многочисленно, выбор велик.
«А я?– билась в голове главная мысль.– В чем я-то уродец? Что во мне поучительного, почему оставлен в кандидатах?»
Въедливый разум подсказывал ответы – упрямое эго отвергало их, но собственную утешительную и притом убедительную гипотезу выдумать не могло. В своей уникальности Василий ничуть не сомневался, но признавал и то, что каждый человек по-своему уникален. Это не новость. И уж конечно, не решающий аргумент для того, чтобы вручить первому попавшемуся уникальному ослу власть над человечеством!
Другой бы радовался, попав в «шорт-лист». Василий страдал. Был бы религиозен – понял бы, что впал в грех уныния.
Позитивный настрой – вот чего извечно не хватает неудавшемуся самоубийце! Неизменно позитивный! Вопреки всему!
Доволен был только Хорхе – если только не лицедействовал, изображая простого панамского парня. Ральф три дня не показывался. Мин Джи появилась разок в гостиной, чмокнула Василия в щеку, помахала ручкой и исчезла. Выводов из этого Василий сделал ровно два: во-первых, у него появился еще один союзник, а во-вторых, мужская и женская группы теперь сведены воедино.
