Зато логично. При дефиците мыслей мозг пытается занять себя хоть чем-то, он похож на лодыря, имитирующего при виде начальника напряженную работу. Я отвел взгляд, переместился немного на койке, включил в помощь плафону ночник и еще раз уставился на усатого Бетховена. Он исчез. Вместо него на меня скалилась разбойничья физиономия жуткого вида. Моргнул – исчезла.
Мой лодырь-мозг развлекался. Зацепившись на растительном орнаменте за какое-то подобие той или иной детали человеческого лица, он дорисовывал остальное. Что подсказало моим извилинам вообразить Бетховена и душегуба? Понятно что: мой личный опыт, затем – прорва того, что я читал и видел, и далеко не в последнюю очередь весь тот информационный мусор, которым забито подсознание.
Но разве это дает мне хоть что-нибудь?
А впрочем, может быть, только это и дает… Что вычистил во мне Эрлик, отнимая свои подарки,– все до донышка или один лишь верхний слой? Но если он ограничился чисткой на уровне сознания, то почему я вижу, пусть урывками, то, что видит Этель Симпсон?
Подсознание. Подсознание…
Я поудобнее лег на спину, закрыл глаза и ровно задышал. Довольно скоро в кончиках моих пальцев застучал пульс, по отяжелевшим конечностям разлилась приятная теплота, отступил и сгинул страх за мое личное будущее. Аутотренинг – хорошая вещь, его основами обязан владеть каждый рядовой работник Внеземелья. Жаль, что я заранее не озаботился продвинуться дальше основ, а мне ведь нужно ввести себя в транс…
Но и основ хватило. Не знаю, что в таких случаях наблюдают другие, а я всегда – и сейчас – видел слабо колыхающееся багровое зарево, занимающее все поле зрения, ничуть не страшное, а, напротив, умиротворяющее, и неспешно плывущие по нему зеленые тени – лишние и бессмысленные, но не мешающие. Я выбрал точку прямо перед собой и принялся вглядываться в нее. Сначала ничего не происходило. Затем багровая завеса прогнулась, как бывает с гуттаперчевой мембраной, когда на нее кладут стальной шарик. Зеленые тени отпрянули и пропали, а прогиб все увеличивался, пока не превратился в воронку. Она быстро расширялась, приближаясь ко мне. Я подался навстречу, и она всосала меня.
Глава 10
Прыжок веры
Автомат в руках Мин Джи коротко сотрясся, грохот ударил по ушам, отразился от стен, и еще одна птица, мерзко взвизгнув, свалилась на полированный пол, дважды клацнула зубастой пастью и замерла. Из распахнутой пасти проворно вытекла жижа сиреневого цвета, вспучилась было горбом, проросла шевелящимися ложноножками и неизвестно во что превратилась бы, не спали Титос огнеметом и жижицу, и птицу. В ноздри ударила вонь, но как-то быстро улетучилась, и воздух в коридоре вновь стал обыкновенным, стерильным, мертвенным. Ни вони, ни дыма, ни копоти, ни даже пепла. Полированный пол не получил ожога.
Странные птицы, которые и не птицы совсем…
Василий еще раз поковырял ногтем стену. Темная, на вид гладкая, глянцевая, по идее должна быть скользкой, как пресловутая мраморная слизь, а на ощупь почему-то шершавая. И пол в коридоре такой же шершавый, это даже хорошо: подошвы не скользят. Твердость – алмазная, а хрупкости нет и в помине. Пули рикошетят, не оставляя выбоин, царапин – и тех нет. Коридор широк и высок, в нем полумрак, но шагов на тридцать-сорок видно хорошо, а откуда идет свет – непонятно. Наверное, светятся сами стены, хотя выглядят не светящимися, а освещенными со стороны. Странный материал… Впрочем, чему удивляться?
Это не реальность – лишь адаптированное подобие. «Вы будете действовать в относительно привычной для вас среде»,– напутствовал Рудра. Он и создал эту среду: коридор этот бесконечный, который надо защищать. Наверное, правильно рассудил. Неизвестно, в каких глубинах космоса или, хуже того, в каком диковинном пространстве на самом деле идет противоборство двух галактических суперсуществ, и кандидатам, которые наполовину еще люди, лучше не видеть и не ощущать реальной среды. Психика не выдержит, слабая и ущербная человеческая психика…
Потому-то и способен здесь кандидат ровно на то, на что способен человек. Так замыслил Рудра, и так, видимо, надо. Хорошо еще, что не отнял способность понимать друг друга без переводчика, но сотворить что-нибудь мысленным усилием или, скажем, взлететь – этого здесь нет. Можно угадать смысл: не веди игру по правилам противника, не играй на его поле, уровень богов пока не для тебя, там опытный противник шутя разделается с учениками-приготовишками. Забудь о том, что ты мог бы совершить одной лишь своей волей, сражайся глазомером и оружием – и кто знает, не улыбнется ли тебе удача… Во всяком случае, теперь у тебя есть шанс, а велик он или мал – гадать бессмысленно: придет время, и ты узнаешь, каков он.
Вот сбили зубастую птицу… которую уже по счету?.. Сбился. Ну ладно, нет больше этой птицы, здесь ее нет – а там, на истинном поле боя, кого или чего не стало? Может, титаническое цунами смыло заодно с супостатом населенный архипелаг, или Мин Джи только что уничтожила какой-нибудь астероид, или в отдаленном рукаве Галактики преждевременно взорвалась престарелая звезда… наверное, нет, это было бы слишком просто и топорно, и высшее начальство не одобрило бы… похоже, разборка между богами идет на таком уровне, до которого земной физике шагать еще тысячу лет. Лучше бы так шло и дальше, не нужно, чтобы хоть один удар, даже неточный и скользящий, пришелся по человечеству. Пусть оно ничего не заметит, не надо как в прошлый раз…
Никто из кандидатов не осмелился спросить, какой катаклизм случился на Земле «в прошлый раз», а Рудра не стал об этом распространяться. НеВсемирный ли потоп?
–Эта жижа шевелящаяся…– раздумчиво произнесла Мин Джи,– у тех, других пташек, ее не было. Ничего из них не вытекало.
–Они пасть не разевали,– припомнил Василий.
–Думаешь, в этом дело? Не уверена.
–Какая разница,– хмыкнул Титос.– Мы же всех спалили.
–Первая почему-то не догорела.
–Предлагаешь вернуться к тем уголькам?
–Вот ты и вернись,– сказала Мин Джи.– Если хочешь.
–Почему я?
–Потому что ты ее жег.
Титос с оскорбленным видом пожал плечами.
–Что может вытечь из угольков?– проворчал он.– Уголь – он и есть уголь.
–А ты все-таки проверь,– посоветовал Василий.
Титос немедленно ощетинился и стал похож на помесь ежа с хорьком.
–Командовать будешь?– зашипел он.– Ты – мною? Молоко еще не обсохло, а туда же – начальничек!.. Стажем не вышел! Будешь делать то, что скажу я!
–Буду делать то, что скажет она.– Стараясь не закипеть, Василий кивнул в сторону Мин Джи. Помолчав, добавил:– На дедовщину я не подписывался.
–А на бабовщину, значит, подписывался?
Скрипнув зубами, Василий смолчал. Этот юркий чернявый грек, Титос Галифианаксис, раздражал его с самого начала: наглый и самоуверенный тип, претензия на претензии сидит и претензией погоняет. К себе бы предъявлял претензии, кудреглавый данаец! Так нет же, он, видите ли, особенный. В общем-то, что тут удивительного, каждый человек по-своему особенный, ну так и что с того? Это еще не причина карабкаться на пьедестал. Удивительно другое: Титос старожил, задержался в кандидатах и по сию пору не отчислен. Почему? Неужто Рудра ценит в Титосе как раз то, что он одиночка, принципиальный одиночка, одиночка навсегда, потому что друзей у такого фрукта нет и быть не может? Вполне допустим такой постулат, ведь и сам Рудра бесконечно одинок, одинок по определению, должность у него такая, и его преемником может стать только один кандидат.
