Крик был страшен. Василий вздрогнул. Он-то полагал, что вопрос был риторическим и сейчас Рудра сам объяснит, что к чему и почему. Удивительно, но вздрогнул и узник, как будто почувствовав, что он не один в своей башне-тюрьме, расправил плечи и обвел каменные стены испуганным взглядом. Задрал короткую бороду – вовсе не синюю, а черную с сильной проседью – и обвел взглядом сводчатый потолок. Прислушался, немного склонив голову, ничего не услышал и вновь сгорбился, уйдя в себя.
Нужно было решить, что ответить. Как следует разговаривать с разгневанным богом? Молить его о пощаде или просто упасть ниц?
–Потому что ты не всемогущ и не всеведущ,– глядя Рудре в глаза, сказал Василий.– Ты не можешь помочь каждому, твой объект – все человечество. Оно состоит из людей, но это не волнует тебя. Твои заботы – макроуровень. Думаю, что тебя вообще не интересуют вопросы пользы или вреда от каждого отдельно взятого человека. И это та вторая причина, которая, по твоим словам, еще проще первой. Я не прав?
«Сейчас он вернет меня на тот мост»,– вот что, почему-то уже без страха, подумалось Василию в те несколько мгновений, когда Рудра смотрел на него бесстрастным взглядом, и глаза его были темны, как ночь, и узкое смуглое лицо напоминало отнюдь не бога, а его заклятого врага. Но прошли эти мгновения, и вдруг оказалось, что Рудра вовсе не гневается, а усмехается – то ли скорее едко, чем добродушно, то ли наоборот, сразу и не поймешь.
–Да, это и есть вторая причина, которая еще проще,– сказал он.– Она настолько элементарна, что даже ты ее понял. Но принял ли?
–Не уверен,– сухо ответил Василий. Помедлил и добавил:– Прости.
Теперь он готов был поклясться: вот сейчас Рудра рассмеется,– и Рудра в самом деле рассмеялся, показав мелкие белые зубы.
–Простить тебя? Вот еще тема! Простить можно многое, а кое-что даже нужно прощать. Но нельзя прощать все. Мысль понятна?
–Да.
–Еще бы. Только это не моя мысль, а твоя. Прощать – чисто человеческое свойство. Это люди говорят «бог простит». А бог – реальный ваш бог, координатор – ничего и никому не прощает, потому что никого не судит. Теперь понятно?
–М-м…
–Поймешь. Кое-что ты уже понял: богу вообще редко приходится иметь дело с отдельными людьми, на нем лежит ответственность за всю цивилизацию. Понадобится прихлопнуть самого наилучшего человека ради общего блага – бог это сделает. С угрызениями совести или без них – никого не касается, лишь бы на пользу делу. Понадобится выручить и даже вознести над толпой мерзавца и убийцу – бог сделает и это. Да, часто бывает так, что сберечь хорошего человека каким-то боком полезно и для всей цивилизации,– но при чем тут вопросы правосудия и воздаяния? Запомни: бог творит произвол. Полезный, да, но произвол. Он не судия, у него другая специальность.
–Но ведь иногда ты вмешиваешься?..– начал Василий и осекся.– Погоди… Или… ты вообще не вмешиваешься?
–Вмешиваюсь, вмешиваюсь,– снова рассмеялся Рудра.– Моя должность вовсе не синекура. Это хлопотная должность. Но запомни еще раз и навсегда: яне сужу. Вот тебе один пример: жил-был на свете один тип по имени Шауль, он же Савл, отличавшийся от других фарисеев лишь несколько более пытливым умом и задатками ритора. Кандидатура показалась мне подходящей, а кроме того, ничего лучшего у меня под рукой все равно не было. Этот малый пригодился мне для одного проекта. Глас свыше и трехдневная слепота – не вмешательство ли? Оно и есть. В чистом виде вмешательство. Гм… надеюсь, ты хотя бы слышал об апостоле Павле?
Василий открыл рот и промолчал, потрясенный.
–Мыслишь верно,– кивнул Рудра.– Заратустра, Иисус, Мухаммед, Шакьямуни – мои проекты. Были и другие. Это даст тебе приблизительное представление об одном из уровней, на котором мне приходится работать. Не страшно?
–Страшно,– выдавил из себя Василий.
–Вижу, что боишься. Не испугался бы – тут бы мы с тобой и расстались. Мне бесстрашных не надо.– Неожиданно Рудра вновь захихикал.– Вот забавно, до сих пор только одно занятие прошло у меня точно по плану. Но того кандидата я все-таки отчислил. Остальные комкают всю программу. Каждый по-своему, но комкают. Многие пытаются дерзить, вроде тебя. Вижу, ждешь, что я верну тебя туда, откуда взял… Нет, пока не верну. Иди отдохни.
Протяжный скрип железной двери, возвестивший о том, что за осужденным пришли, вздрогнувший от скрипа узник, краткий миг темноты – и Василий обнаружил вокруг себя знакомые стены созданных им личных апартаментов, а себя самого – сидящим в напряженной позе. И даже не на полу, а на диване.
Хотелось водки.
Глава 7
Кто, если не ты?
–Одиннадцать,– со вздохом молвил Веня Фейгенбойм.
Я знал, что он имеет в виду, но спросил, чтобы не выходить из образа:
–Это количество волосинок на твоей макушке?
Иногда Веня беззащитен перед подколками.
–Где?– забеспокоился он, проворно ощупывая длинными пальцами черепной свод.– Что, плешь? Неужели опять? А?
–Вот ты и попался,– объявил я.– Я-то думал: откуда у него такой волосяной покров? А он его наращивал у косметолога.
–Ну, наращивал, и что дальше?– буркнул Веня и, наклонив голову, как бык, атакующий матадора, стал смотреть в зеркало.– Нет там плеши, врешь ты все…
–Я и не говорил, что есть.
–А что ты говорил?
–Я просто спросил.
–Это одно и то же. А одиннадцать – это столько суток нам еще добираться до Луны.
–И что с того?
–Скучно. Нет хуже занятия, чем возвращаться. Не знаешь, чем себя занять. У меня эта экспедиция шестая уже, и всегда одно и то же…
–Поспи,– предложил я.– Курода, вон, спит. Так спит, что не храпит даже.
Строго говоря, спал не один Курода. Спали Дювивье, Муханов, Зауберер, Нургаджи и вся команда метеорологов. Спал маленький, невероятно любознательный и всем надоевший луноликий Лю Фань по прозвищу Пятое Колесо. В охлажденном виде, как скоропортящиеся продукты, спали Погосян и Фиорелли. Криосон – хорошая штука, когда в ближайшей перспективе нет никаких занятий. Не спала Лора, и, понятно, не спал Гарсиа. Им было чем заняться.
Меня это уже нисколько не интересовало.
Не спала наша Этель, сочиняя объемистый отчет по результатам экспедиции, и не спал Веня. Этот – потому что боялся криосна, хотя никому на свете нипочем в этом не признался бы. Отказался от гибернации и я, потому что ждал следующего витка своей эволюции. Обоснованно или нет – время покажет.
Но если я скучал осмысленно, то Веня – просто скучал. Поскольку я на всякий случай уничтожил все материалы по пиявке с тройной спиралью ДНК, истребил саму пиявку и почистил память всем, кто знал о ней, Веня пребывал в нормальном постэкспедиционном состоянии, то есть предавался бездеятельному отдыху. На Земле он вновь воспрянет и займется обработкой результатов экспедиции, этой рутины хватит ему на год. Да, рутины, поскольку никаких сверхценных результатов экспедиция не принесла. Известкование? Да что вы, какое известкование, не было его, да и быть не могло. Мы везем нормальный, ожидаемый набор данных о планете. Мир Реплики был известен и до нас, как известно было и то, что он возмутительным образом противоречит тезису о неповторяемости биологической эволюции. Как понять сей феномен – неизвестно, может, и через сто лет не поймут. Вене бы что-нибудь попроще, ему бы найти и описать какую-нибудь диковинную инопланетную животину, и он досадует: ну почему на Реплике не нашлось, скажем, зверя, у которого сердце находится в желудке и своими сокращениями помогает гастролитам перетирать пищу? Вышла бы сенсация для публики, пусть не оглушительно громкая, но ведь Веня на глобальные масштабы и не замахивается. А я, негодяй и паршивый эгоист, лишил его уникальной пиявки…
