Парни гогочут, размахивают стаканами, чокаются. Мишелю Кноблоху остается либо сбежать из брассери, либо заставить себя рассмеяться. Эмиль докуривает свою папиросу и выдергивает еще одну из пальцев Мишеля Кноблоха. Подносит ее к губам. Для Мишеля Кноблоха это становится последней каплей. Он вскакивает, сжав кулаки. Я кладу руку на напряженное бедро Эмиля, и тут, к счастью, хозяин пивной встает на стул и кричит, приставив руки ко рту:
—Господа, люди, хорошо воспитанные, в это время заказывают еще по одной!
Мишель Кноблох разворачивается и идет к двери.
—Ну ладно,— говорит Эмиль и машет рукой, подзывая служанку.
Он заказывает двенадцать стаканов пива и протягивает служанке пятифранковую бумажку, отмахиваясь от сдачи. Когда мы ходим в кафе, он всегда расплачивается сам, говоря, что мне еще за комнату платить. Я сразу вспоминаю, что он-то за жилье не платит. Ютится среди искусственных цветов в сарае папаши Пьера Жиля и даже не откладывает деньги, чтобы завести собственный дом. Я молчу — вокруг слишком много парней из Амбигю,— но чувствую, что лицо у меня краснеет. Служанка посылает ему воздушный поцелуй, но в ответ Эмиль только кивает. Пьер Жиль закатывает глаза и кричит ей:
—Давай я шлепну твою чудную задницу, раз уж мой друг не хочет!
—Ну ты и свинья,— говорю я.
—А ты разве сама не говорила, что хотела бы пососать кусочек свининки?
—Я говорила это не тебе, а старине Полю,— говорю я, хоть это и неправда. Я просто выбрала парня, который, скорее всего, не ответит.
Пьер Жиль пожал плечами:
—А ты от пива смелеешь, мадемуазель Антуанетта.
После еще одного стакана пива для меня и двух — для всех остальных, я перестаю препираться. Я ощущаю тепло где-то внутри, и над моими и Эмиля друзьями как будто разливается свет. Парни начинают забываться, пялятся на редких девиц. Колетт напилась, расстегнула шелковый жилет Пьера Жиля и рассказывает Полю Киралю, что все женщины любят мужчин в форме. И даже восхищается моей прической — я сделала пышный пучок с черной ленточкой и шелковыми цветами Мари.
Эмиль смеется, касается моей руки, чокается с друзьями. Мы отлично проводим время. Но потом Эмиль заказывает еще двенадцать стаканов. Вдвоем мы никогда не пьем больше семи.
—Эмиль,— тихо говорю я.— Сейчас не твой круг.
Вечно он тратит, вместо того чтобы копить.
—Не твое дело,— он вытаскивает из кармана еще одну пятифранковую бумажку.
Служанка приносит пиво. Пиво выпито, и тогда Эмиль снова подзывает ее и заказывает всем кассис. Я глотаю кассис и отворачиваюсь от Эмиля, который колотит кулаком по столу, будучи в полном восторге от каждого слова Пьера Жиля, и снова зовет служанку.
Колетт выбирается из-за стола и бредет через зал к компании, явно состоящей из господ, гуляющих по трущобам. По крайней мере, ботинки у них сияют. Рю Мартир — одно из тех мест, где часто встречаются люди, называющие Париж городом любви, и женщины, составляющие им компанию: низкое декольте, кружевное белье выставлено на обозрение. Я раскрываю рот, когда Колетт, очень бойко себя ведущая с этими гуляками, не возражает, когда господин старше ее раза в два кладет руку на ногу в чулке, которую она выставила из-под юбки. Конечно, они уйдут вместе раньше, чем я свыкнусь с мыслью, что она шлюха.
Поначалу я не обращаю внимания на руку Эмиля, которая шарит по моему бедру. Но когда рука ползет выше, я ее отбрасываю.
—Что такое?
—Сколько ты уже отложил, Эмиль?— взрываюсь я.
Он тупо смотрит на меня.
—Ни единого су, верно? Ни одного. Ты хочешь предложить мне жить в сарае вместе с тобой и Пьером Жилем, да?
Пьер Жиль ставит стакан с таким грохотом, что замечают все парни из Амбигю, даже те, что уже осоловели.
—Что, уже завела волынку?— спрашивает он.
—Похоже на то,— отвечает Эмиль.
Я хватаю шаль — угол, свисавший на пол, промок, и убегаю, не забыв перед уходом прижаться грудью к его руке.
Но Эмиль не собирается за мной бежать. Конечно нет, ведь на него смотрит вся компания. Не успев сосчитать до трех, я припоминаю все тарелки мидий с петрушкой, которые он мне покупал, все стаканы кассиса, все куски ячменного сахара. Я ни разу не сказала нет. Сначала я шмыгаю носом, потом начинаю глотать слезы.
Когда я поднимаю взгляд, то вижу совсем рядом Колетт. Спиной она прижалась к стене брассери, а руками обхватила шею своего господина. Услышав мои рыдания, оба оборачиваются посмотреть.
—Антуанетта?
Как бы мне хотелось иметь платок. Я бы смогла высморкаться. Почему я не взяла ни одного из корзины маман, где их была куча?
И тут Колетт бросает своего мужика и подходит ко мне. Протягивает платок. В уголке вышито «К». Выходит, она зарабатывает много больше, чем платят в Амбигю.
—Колетт!— зовет ее любовник. Как собаку.
—Минуту,— отзывается она.
—Спасибо,— говорю я.
—От парней одни проблемы.
—Ничего.
—Колетт!
—Глаза разуй! Не видишь, мне нужно с подругой поговорить.
Он каменеет на секунду, не в силах поверить, что какая-то девка смеет ему так дерзко отвечать. И уходит в темноту за пятном газовой лампы.
—Тебе надо идти,— говорю я.
Она трясет головой.
—Предпочитаю господ пощедрее, которые шампанского не пожалеют.
—Хороший у тебя платочек.— Я провожу пальцем по вышивке.
—Оставь себе,— говорит она.— Пошли внутрь, познакомишься с моими друзьями.
Меня не очень привлекала идея сидеть среди гуляк, распахнув блузку и задрав юбку, чтобы какой-нибудь господин, желающий развлечься, пялился на меня. Мне это не нравится. Мне хочется жить тихо, как мечтала Жервеза. Иметь кровать и еду.
А если я вернусь, Пьер Жиль будет опять глумиться над Эмилем. Мне уже стыдно, что я пилила его и опозорила перед всеми.
—Эмилю это не понравится. К тому же я собиралась встретиться с друзьями в «Дохлой крысе».
На самом деле я пойду домой, к Мари и Шарлотте. Больше всего на свете я хочу почувствовать дыхание Мари на своем затылке, услышать ее шепот: «Ты вернулась, Антуанетта». Я не стану рассказывать сестре про ссору, про мой побег. Она встанет на мою сторону, но она сделает это слишком быстро, надеясь, что я поумнела и перестану путаться с этим отребьем по имени Эмиль Абади.
—Он того не заслуживает,— говорит Колетт.
Я не стала ей объяснять, что это такое, когда тебе поклоняются. Как нежно его пальцы касаются ямочки между ключицами, как его рука находит мою под столом в брассери. Но из-за ее слов я вспоминаю тот первый раз в переулке, а потом еще тот, когда я бежала за ним по коридорам Амбигю, а он швырнул меня на диванчик и за минуту удовлетворил свою похоть.
