Одеваюсь, думая, как сейчас буду общаться с Мариной. Небось со стыда сгорает. А сам как подумаю о ней — кровь приливает куда не надо. Гормоны бушуют, чего еще сказать… Вот так пару часов подумаешь, и пожалеешь, что не дал ей себя трахнуть. И база под это дело найдется. Уверю себя, что все не так, как выглядело, и надо пересмотреть свое решение.
Мда… человек такая хитрая тварь! Мозг найдет оправдание любому поступку! Начиная от принуждения женщины к сексу и заканчивая каннибализмом. И пофиг моральные устои.
—Садитесь завтракать — буднично предложила Марина, когда я появился в столовой — Я фруктовый отвар сварила. И… простите меня. Я не хотела вас обидеть, господин.
Я хотел сказать, что мы вроде бы на «ты», но промолчал. Если ей так легче от меня дистанцироваться — пусть говорит на «вы».
Иэхх… как люди легко воздвигают заборы между людьми, и потом героически их преодолевают. Жизнь, чего уж там.
Глава 22
—Я сказала дяде Ваду, чтобы он подъехал — потупилась Марина — Ты не против?
—Да какая мне разница, кто повезет — пожимаю плечами — Главное, чтобы отвез куда надо. Только откуда ты его взяла? Он же у рынка стоит.
—Он вчера подъезжал, я и договорилась.
—Что, спрашивал не пристаю ли я к тебе?— усмехаюсь, а Марина краснеет. Ну да, я-то к ней не пристаю. Получилось все ровно наоборот. Но я ее не виню, и шлюхой не считаю. Баба молодая, без мужчины больше двух лет. Хотела отблагодарить, только вышло все как-то… глупо. На самом деле глупо. Чем может отблагодарить мужчину молодая красивая женщина? То-то и оно. Только вот нормальный мужик никогда не воспользуется женской слабостью. Даже если он уже на стенку лезет от… хмм… отсутствия женской ласки.
Мда… набаловался я за время путешествия! Помню, в одном трактире сразу три девицы подрались за возможность со мной переспать. И ничуть не вру! Так орали и таскали друг друга за волосы, что я счел за лучшее побыстрее оттуда слинять — а то и мне достанется под горячую руку. Разнять чертовок? Ну щас прям! Знаю я это дело. Еще и виноватым окажешься, а уж царапин на морде столько получишь, что и тигр отдыхает.
Подняла меня Марина примерно через полчаса после рассвета. На столе уже стояли фруктовый отвар, аналог земного компота, блинчики с маслом, пирожки с фруктом, очень напоминающим клубнику. Горячие, только что испеченные! И Марина еще извинилась, что к пирожкам не купила сливок — их лучше всего есть со сливками.
—А чего девочку не пригласила за стол? Или она еще спит?— улыбнулся я хозяйке, и та довольно улыбнулась:
—Она с рассвета не спит! И уже пробовала ходить! По стенке, но ходит!
Еще бы. Я вчера поддал ей энергии на ускорение роста мышц. Она теперь должна все время хотеть есть. Ускоренный обмен веществ — на время.
—Мама! Я тут!
Марина вздрогнула, ее глаза широко открылись, а я рванулся из-за стола с такой скоростью, будто от этого зависела моя жизнь, и подхватил падающую девочку у самого пола.
Дзз… в ушах зашумело, когда я отпустил боевой режим, и руки мелко затряслись. Вот это я дал гари! Олимпийские чемпионы отдыхают!
—Да что же ты делаешь, негодная!— со слезами в голосе воскликнула Марина, ощупывая девочку — А если бы сломала кости?! Разве можно без мамы ходить?
—Ну, когда-то ей ведь надо ходить без мамы — улыбнулся я, потрепав девчонку по голове — Молодец, что уж. Только давай договоримся — одна не ходи, пока я не разрешу. Обещаешь?
—Ну ты же сам сказал — когда-то ведь надо без мамы — тоже улыбнулась девочка.
—Когда-то. Но не сейчас!— фыркнул я, и легонько щелкнул девицу по кончику носа — Ах ты хитрюга! Ловишь дядьку на противоречиях? Нет уж, тебе пока что далеко до его хитрости. А за это вот тебе!
Я беру девочку за талию и подбрасываю ее до потолка. Ловлю, и еще бросаю, еще… она визжит, хохочет, закрывая глаза, и я тоже смеюсь. На душе тепло и уютно. Не скажу, чтобы я так уж любил детей, и тем более чужих детей (дети делятся на своих, и плохо воспитанных), но эта пигалица мне нравится. Эдакий контраст мелкого детского тельца и взрослой рассудительности. Я встречал таких детей в своей жизни, и обычно это были дети, которые испытали на себе что-то очень неприятное — тяжелую болезнь, смерть близких. Их жизнь будто перемалывает, и лепит из фарша что-то другое — и не взрослого, и не ребенка.
Смотрю на Марину и вижу слезы в ее глазах — мужа наверное вспомнила. Ругаю себя — не надо было так развлекаться. Забыл, где нахожусь.
—Ты наверное есть хочешь?— держу девочку на сгибе левой руки, почти не чувствуя веса. Худенькая, весом наверное с большого кота типа мейкуна. Кожа, кости, да голова с огромными синими глазами. Маленький гномик.
Всегда было странно — если бог есть, зачем он заставляет страдать маленьких детей? Абсолютно безвинных, чистых, практически ангелов! В чем тут справедливость? И в чем его всепрощение и любовь? Свинство это, а не любовь. Когда отправлюсь на небеса, так ему и скажу — перед тем как гордо прошагать в Ад.
—Очень хочу!— звонко кричит девочка — Я бы сейчас все на свете съела! Все!
А потом мы сидим и смотрим, как Анни ест — жадно, но аккуратно, подбирая каждую крошку, подставляя ладонь чтобы не намусорить. Мда… по тому, как ест человек, многое можно сказать. Ясно, что в этой семье привыкли беречь еду. До самой последней крошки.
—Эй, дракон, если я тебе привезу пирожных, не будешь есть невест?— серьезно спрашиваю девочку, и вижу, как она замирает, вытаращив глаза — Чего вытаращилась, драконья морда?! Сознавайся, сколько невест с грязными пятками сожрала?!
Анни хохочет, поняв шутку, и мгновенно реагирует:
—А вот и вранье! Я вначале их как следует отмывала! Пятки у них были розовые! И вообще я их отпускала, только они не хотели возвращаться к жениху — у меня же им лучше. Книжки, красивая пещера!
—Ладно, поверю — так же серьезно говорю я — Но все равно купим тебе пирожных. Какие хочешь? Какие больше нравятся?
—Эээ…— тянет Анни, и я понимаю, что всех пирожных, что она пробовала… одно.
—С розовым бочком!— вмешивается ее мать — И со взбитыми сливками!
—Да! Розовое! С взбитыми сливками!— выдыхает Анни, сверкая ясными глазами — ты шутишь, дядя Роб?
—Разве видно?— делаю я каменную морду — Где видно, что я хохочу? Сказал привезу, значит привезу. А если в лавке не будет, значит вытащу пекаря из дома и побью палкой, все равно заставлю испечь! Клянусь!
—Нет, палкой не надо — грустнеет Анни — Я не люблю, когда людям делают больно. Когда меня переехали, мне было так больно, так плохо… я не хочу, чтобы людям было плохо.
—Дядя шутит, деточка — дрогнувшим голосом говорит Марина, и я пожимаю плечами. Мда… все-таки очень маленькая девочка, несмотря на ее умные речи. И так бывает, да…
* * *
