—Это была наша с мужем спальня — так же тихо, едва слышно сказала женщина, и мне тут же захотелось уйти и не возвращаться. Почему? Потому что ощущение такое, будто я увидел бродячую собаку — голодную, усталую, больную. Хочется ее накормить, хочется взять ее себе, дать крышу над головой, дать свою любовь. Но ты не можешь. В твоей жизни нет для нее места. Всех ведь не пережалеешь, а она не одна такая. И от того, что ты бессилен помочь — на душе становится гадко, будто в нее голуби насрали. Если бы я мог — помог бы всем обделенным, всем тем, кому нужна помощь! Но не могу. И от бессилия сжимается сердце. Да, на старости лет стал сентиментален и слезлив. Каюсь.
—Здесь все осталось так, как… как… в общем… вот!— оборвала она себя, и закусила губу — Может туалет посмотрите? И ванную комнату?
Пошли смотреть и туалет, и ванную — видимо женщине очень хотелось показать, что у нее не все так плохо, что у них есть туалет с водой (О!), и ванная с нагревом воды (О-о! Я кивал, восхищался, издавая удивленно-радостные возгласы, и женщина успокоилась, стала веселее и чуть порозовела. Пусть нищая — но зато у нее есть ватерклозет! Смешно… до слез.
—Итак… что это будет стоить?— спросил я, и тут же быстро добавил — я бы еще хотел, чтобы мне готовили пищу и стирали одежду. Ну и гладили, само собой. Продукты, само собой, мои. И вы можете питаться со мной вместе.
Ну да, глупо было бы — она мне готовит и глотает слюнки? И ее ребенок — он ведь тоже голоден. От меня не убудет, я всегда заработаю денег. Еда здесь очень недорогая, на удивление. Аграрный мир, немудрено. Да, кстати, а что там с ребенком? Что за ребенок?
—А где ваш ребенок?— спросил я, и увидел, как женщина почти незаметно вздрогнула.
—Ребенок не помешает, не думайте!— торопливо сказала она — Девочка в другой половине дома. Вы ее не увидите и не услышите.
Марина и возчик переглянулись, а я невольно поднял брови — что-то тут нечисто. Что-то скрывают. Но да ладно, мне-то какое дело? В принципе меня все устраивает.
—Ну, так что с оплатой? Во что мне обойдется это удовольствие?
—Пять монет серебром — сбивчиво, запинаясь, сказала женщина — В месяц. Я буду готовить, стирать, только мыло еще надо купить — для стирки. Убираться буду.
Возчик строго посмотрел на женщину, вздохнул, поджал губы. Видать, он ей сказал взять с меня по крайней мере в два раза больше, но она то ли побоялась меня отпугнуть, то ли стыдно стало много с меня брать.
—Продукты вы сказали купите, так что…
—Десять. Десять монет плачу — перебил я ее — В месяц. Сразу за месяц — вперед. И вы ухаживаете за мной — обстирываете, готовите, моете посуду и все такое. Я ленивый, вечно мусорю и все разбрасываю, так что вам будет трудно за мной ходить.
Улыбаюсь как можно более лучезарно, женщина, которая широко раскрыла глаза от удивления, тоже улыбается — слабо, одними губами. И я вдруг замечаю, что ей лет-то не тридцать пять! И даже не тридцать! Черт подери, да ей не больше двадцати пяти! Вот что улыбка делает с женщинами.
—Я привыкла к тяжелой работе — говорит она, порозовев — Не думаю, что за вами будет трудно ухаживать, господин…
—Робаг Костин мое имя. И не надо господин, и на «вы». Зови просто Робаг, или лучше — Роб. Я так привык. Так мы договорились?
—Да, господин… Робаг. Да, Робаг.
—Тогда я сейчас провожу твоего знакомого до коляски, рассчитаюсь с ним, а потом приду и мы поговорим. Ты успеешь сходить за продуктами? Рынок еще будет работать? А то есть очень хочется. Я прожорливый!
—Тут есть лавка, и не одна — улыбнулась Марина — Даже если закроется, можно позвать хозяина, и она продаст все, что нужно — даже посреди ночи. Купцы же, деньги любят.
Я сбросил рюкзак, глухо звякнувший металлом (деньги в кошельках, ножи), положил на кровать гитару и кивнул возчику: пошли, мол…
Мы вышли, молча дошли до забора, за которым он оставил коляску, привязав лошадь к коновязи, и уже когда я рассчитывался, мужчина сказал:
—Спасибо тебе.
—За что?— как можно искренне удивился я.
—Ты же видел ее. Она лишнюю копейку не попросит. Купчиха из нее — как из меня танцовщица. Только руками работать и умеет. А ты ей денег вдвое дал. Да еще и продукты. Они тут оголодали совсем.
—Подожди… а где девочка? Почему не видать?
—Лежит она, не встает. Давно уже. Под колеса попала, ей переломило позвоночник. Маришка пыталась ее вылечить, распродала все подчистую, но наши лекари не могут ничего сделать. Говорят — все сложно, позвоночник не собрать. Так вот и лежит. Умненькая девочка, красавица, а вот такая беда. Кто-то из богатеньких на карете мчался, и девчонку замяло. Говорят, люди видели — оттащили на обочину, как собаку с перебитым хребтом, и так оставили помирать. Вот такие дела, парень…
—Ей сколько лет?
—Девчонке? Пять лет. Год с лишним она уже лежит. Или ты про Мари? А ты как думаешь, сколько ей?
—Вначале, подумалось, под сорок. А когда улыбнулась — так сразу до двадцати пяти сбросил.
—Двадцать один ей — грустно вздохнул мужик — Всего-навсего… Горе не красит, парень. Видел бы ты ее, когда муж был жив! Знаешь, какие деньги ей сулили, чтобы она бросила его и в наложницы пошла? В золоте бы купалась! Только мед бы пила из золотых кубков! И ничего не делала — только в постели бы валялась. А она их всех послала. Раньше Мари бойкая была, сильная. А теперь вот сломалась. Потухла.
Он вдруг наклонился ко мне и тихо сказал:
—Ходят слухи, что нечисто со смертью ее мужа. Не грабители это были. Наемники. Это месть за то, что она отказалась лечь… под кого-то. И заодно устранили помеху. Муж-то ее парень был крепкий, сильный, его так просто не возьмешь. И деньги были, так что… Но это так, чисто болтовня. Народ придумывает всякую херню, не слушай.
Возчик отвел взгляд в сторону, и было видно, что он жалеет о развязанном языке. Ну и верно — откуда он знает, кто я такой? Мало ли что сболтну на стороне? Как бы в него не ударило.
—Не переживай — усмехаюсь, пристально смотрю в глаза собеседнику — Я никому и ничего не скажу. И вот еще что… если тебя будут спрашивать, видел ли ты меня — пожалуйста, не говори никому, где я нахожусь, хорошо? Ты меня не видел, я тебя не видел.
—Это опасно? В Маришку не ударит?— насупился возчик — Может зря я тебя сюда привез? Нечисто что-то, парень!
—Да что там нечистого!— фыркнул я — Женить меня хотели! Девчонка втюрилась в меня, папа влиятельный и богатый. А я жениться не хочу. Вот и сбежал. И не хочу, чтобы они меня нашли. Так что если тебя будет кто-то спрашивать, особенно некая молодая особа женского пола — молчи, ничего не говори. Понятно?
—Понятно!— хохотнул возчик — Спрятался, значит! Погулять решил! Ну, молодец, чего уж…
—Не готов я еще к семейной жизни — тоже улыбаюсь — А то начинают: «Наследника нам сделай! Будешь как сыр в масле кататься» Я им что, жеребец-производитель?! Пошли они все!
