* * *
—Папа, он едет с нами! Он забавный!
«Папа» посмотрел на меня тяжелым, многообещающим взглядом, и я тут же поклонился, справедливо посчитав, что вежливость и почтительность никогда не бывает лишней, особенно если хочется жрать так, что жареная змея без соли кажется тебе верхом кулинарных изысков.
Пара-тройка вопросов, заданных тяжелым, холодным голосом, и вот я уже сижу рядом с одним из возчиков, уплетая кусок копченого мяса с черствой лепешкой, под внимательным и оценивающим взглядом Мори. Нет, девочка, даже и не думай! Знаю я вас, таких ранних да спелых! После первого же секса ты решишь, что я мечта всей твоей жизни, и что нам пора «под венец». Папенька тут же спустит на меня всех собак, и я буду бегать по улицам, прячась и уберегая свою нежную задницу от острых колющих и режущих предметов.
Он ничего такого мне не сказал (может потом скажет?), но по его взгляду я все понял. Папенька Мори мужик видавший виды, решительный, и не обремененный излишней склонностью к самокопанию. Похоронит, и забудет, как дурной сон. Видал я таких мужиков, и не раз — обычно это боевые офицеры, или контрактники, вернувшиеся из горячих точек. Человек, который прошел рядом со смертью и выжил, волей-неволей формируется в нужном для выживания направлении.
—Поел?— нетерпеливо спросила Мори, покусывая полные губки — Попил? Давай, отрабатывай поездку! Сыграй что-нибудь!
Да, вот так, без сантиментов и политесов. Средние века, чего там… пустили в повозку — работай!
Так… что же тебе сыграть?— думаю я, доставая из чехла и осматривая гитару — Что-нибудь такое… балладное? Точно не «Сагу о наемниках». Семеновой, это же девочка, ей надо что-то душещипательное, чтобы слезу выбило. Так что же? В голову приходит только «Мельница», у нее много женских баллад. Голос у меня пока еще почти мальчишеский, если брать тон повыше, то сойдет и за женский. Впрочем, разве мало мужчин с баритоном, которые поют за женщин? Пока жил у драконов, «баловался» переводами — это лучший способ связать в голове свой родной язык со здешним. Так что «Мельницу» я много переводил — те песни, что мне нравятся. Я их и на моей Земле пел.
Ну что же… давай, девочка, как ты на это отреагируешь? Песенка жа-алостливая, как раз для этого общества. Судя по всему тут еще и до средних веков не дотянули, примерно времена викингов. Хотя… что я понимаю в исторических вехах? Инженер и музыкант, дикая помесь жабы и гадюки — мне ли рассуждать о том, на какой временной период похож чужой мир?
—А если бы он вернулся опять,
Что ему я сказать бы могла?
—Что я ждала, я хотела ждать,
Пока не умерла.
Вообще-то жуткая песня. Тоску наводит — на-раз! Но нравится людям. Люди вообще любят поплакать, и музыкант, исполнитель, должен давить на кнопки в душе человеческой — от этого просто-напросто зависит его заработок. Если подходишь к делу механически, на-отстань, то и денег у тебя не будет. Я всегда умел подергать за нужные ниточки в душе людей, потому, в общем-то и не бедствовал будучи музыкантом.
Эффект был таким, какого я и ожидать не мог. Девчонка взяла, да и… разрыдалась! О господи… здешние люди такие непосредственные, такие… дети!
Потом была еще песня еще… я даже Битлов ей спел — «Естедей». Ну а чего? Мелодия очень простая, я ее играл сотни, если не тысячи раз, слова — проще некуда, перевод — запросто. Я много песен перевел, пока жил у драконов. И пусть некоторые переводы не грешат особой стихотворной размерностью, так если послушать старые баллады — так там рифмами вообще не пахнет. Что-то вроде рассказа нараспев, белый стих.
Когда спел несколько песен, посмотрел по сторонам, обнаружил, что возле возка толпятся уже по меньшей мере человек двадцать, во главе с караванщиком и начальником охраны. Слушают, тараща глаза, и похоже что народу нравится.
—А что-нибудь про нас у тебя есть?— спросил начальник охраны, и в его голосе я услышал нотки уважения — Ну… про бойцов?
Про бойцов, так про бойцов…— подумал я, и вздохнул. Так и знал — без «Саги о наемниках» не обойдется. Я ее вообще-то первую перевел, прежде всех песен. Память у меня тренированная, так что… давайте, Мария Васильевна, жжом! Кстати, помню, видел клип на эту балладу — очень неплохо ребята сделали, достойно.
Налейте наёмникам полные чаши —
Им завтра снова в поход.
Привыкший сражаться не жнёт и не пашет,
Иных хватает забот.
Он щедро сулил, этот вождь иноземный,
Купивший наши мечи.
Он клятвы давал нерушимее кремня,
Сильнее чем солнца лучи.
Допел, посмотрел вокруг… лица твердые, взгляды колючие… не понравилось, что ли? И вдруг Ферран, тот, который меня притащил к каравану, выдохнул и с чувством сказал:
—А ты не такой мудак, парень, как я подумал вначале! Спасибо!
Вообще-то он сказал не «мудак», это у меня уже так перевелось. В оригинале: «голова из говна». Но по сути одно и тоже.
Не знаю, посчитать это оскорблением, или похвалой… наверное, все-таки похвалой. И я благодарно наклонил голову — спасибо за похвалу артисту! Будем стараться!
Глава 13
Не скажу, чтобы я был разочарован, но… как оказалось, до селения, в котором находился постоялый двор и трактир, оставалось всего километров пятнадцать. Ерунда, по большому счету — три часа неспешного ходу. Немного странно — почему мне пришлось шлепать целую неделю, и я не увидел ни одного селения, ни одного постоялого двора? Насколько помню из земной истории, постоялые дворы располагались в сорока километрах друг от друга по всему протяжению тракта. А тут, такое расстояние… и ничего. Спрашивать моих благодетелей не стал — показать себя странным, не знающим очевидных вещей — это совсем не безопасно. Ведь как-то я сюда добрался! До того места, откуда меня подобрали. Значит, должен знать, что находится по дороге.
Хотя у меня есть одно козырное объяснение, которое можно применить тогда, когда совсем уж насядут: потерял память. Ну а чего — долбанули по башке, обобрали, бросили. Почему не взяли гитару? А куда ее девать? Эдак можно и засветиться: пропадает человек с гитарой, а потом кто-то продает похожий инструмент — люди могут и заинтересоваться. Шаткое объяснение, и глупое, но вообще — должно действовать что-то вроде презумпции невиновности: не веришь, так возьми и докажи, что я вру!
Впрочем, и это глупо. Опять же, читал в земной истории, что не обвиняющий должен был доказать обвинение, а обвиненный доказывал свою невиновность. Идиотство, конечно же. Желаешь доказать свою правоту — бери в руки раскаленное железо и тащи его куда покажут. Ожоги — до кости. Даже если доказал, то все равно сделался инвалидом. Мда… надеюсь, что здесь до такого идиотизма не докатились.
Постоялый двор стоял на берегу небольшой реки, рядом с ним пологий спуск к воде, на котором виднелись многочисленные следы копыт. Понятное дело — лошадей поят. Само здание постоялого двора не представляло из себя ничего такого… фантастического. Дом, как дом, похожий на те, что строили на нашем севере — деревянный, двухэтажный, с резьбой по наличникам и острым коньком. Как узнал чуть позже — первый этаж занимал трактир, второй этаж — гостиница номеров на двадцать, может больше. Рядом со зданием трактира большой, больше основного здания — сарай-конюшня, у самой реки — баня, которая само собой называлась не баня, а что-то вроде «мойни». Тут можно было и постирать, и вымыться горячей водой — за отдельную плату, разумеется.
