—Боюсь, что это откровение может оказаться небезопасным и для вас, князь…
—Ну, семи смертям не бывать, а одной все равно не миновать… Так я спросил: не кажется ли вам?..
—Да,— перебил его Литта,— совершенно уверен, что причиной всех несчастий рыцаря послужили те его слова. Собственно, я и подсказал ему эту мысль.
Взгляд Никиты изображал полное непонимание.
—Но как же, граф?!— снова воскликнул он.— Ежели в карете вас было только пятеро, а если не считать друга Карлушу, так вовсе лишь четверо,— ясно же, что лишь кто-то из этих четверых и мог затем кому-нибудь сообщить. Только, ради бога, не надо мне говорить, что воздух тут, в России, наделен слухом, или рассказывать обо всяких там шпионах-карликах на запятках…
—Он и об этом нашем разговоре вам поведал…— еще более хмурясь, проговорил граф.— Но если знаете также и вы, и бог знает кто еще, то согласитесь, что круг подозреваемых лиц расширяется. О нет, вас я, разумеется, ни в чем таком не подозреваю, князь! Указываю лишь на некоторый изъян в ваших рассуждениях.
—Никакого изъяна, граф,— сказал Бурмасов, глядя на него совершенно вдруг трезвыми глазами.— Покушения начались тотчас по выходе барона из кареты. Причем самое первое было столь необычно по замыслу, что указывает на слишком хорошую осведомленность о всяких средневековых ловушках; полагаю, что и вам они также известны.
—Не кажется ли вам, князь, что это уж слишком?— сурово спросил граф.
—«Слишком» бывает только водка после шампанского,— отозвался Никита.— Ну да это так, присказка. Нет-нет, граф, вы тут вне подозрений, ибо сидели в карете, когда та ловушка сработала… Над ловушкой, впрочем, голову еще предстоит поломать… А вот следующее покушение было (вы, должно быть, знаете) совсем иным…
—Это когда восемь офицеров со шпагами на него напало по пути во дворец?
—Оно самое. И случилось оно уже к вечеру. Кто-то же сообщил сим офицерам о неосторожных Карлушиных словах. Только то могло быть причиной — личным врагами, я уверен, он еще не успел обзавестись… Однако же кто, кроме вас, престолонаследника да Карлушиного спасителя Христофора, знал о его вызове во дворец? Престолонаследник в качестве доносчика вроде бы отпадает, Христофор — тем более; кто ж у нас в таком случае остается?
—Ваши намеки, князь!..— от гнева комтур вскочил.
—Спокойнее, спокойнее, граф. Я вовсе не высказываю подозрения против вас, а просто хочу вам показать еще один изъян в вашей логике. Тем более что даже и при желании не могли бы заговорщикам донести. Ваша персона слишком заметна, пешком вы по городу не перемещаетесь; если бы пожелали кому-нибудь донести, то вызвали бы к дому экипаж, а это потребовало бы времени, за которое Карлуша успел бы доехать до дворца.
Успокоенный, что его не подозревают в предательстве, комтур снова уселся в кресло.
—Что ж,— сказал он,— признаю, князь, логика у вас есть. Однако вы, кажется, хотели поведать о каком-то изъяне в моей логике. Слушаю вас.
—Извольте,— кивнул Бурмасов.— Только что мы обрисовали круг лиц, знавших об этом вызове во дворец. Повторим — сколько ж их?
—Ну…— начал считать граф.— Я — это раз. Далее престолонаследник. Затем этот офицер,— он кивнул на Двоехорова, только лишь начинавшего прислушиваться к их разговору.— Наконец, сам барон, коему доносить на себя нет никаких резонов. Итого выходит четверо. Да, никого не забыл! Меня вы, я так понимаю, уже исключили; так на кого же вам указывает ваша логика?
—Скажу… Только сперва позвольте, граф, предложить вам небольшое умственное упражнение. Посмотрите повнимательнее на этот столик и перечислите все до единого предметы, кои наблюдаете на нем.
Комтур посмотрен на лафитный столик с резными ножками, стоявший возле окна.
—Чую какой-то подвох,— сказал он.— Может, на нем какие-нибудь мелкие, невидимые предметы?..
—Ах, опять мнятся вам какие-то карлики-невидимки,— улыбнулся Бурмасов.— Заверяю вас, никакого в этом роде подвоха нет, все вполне зримо. Ну-с, граф, перечисляйте смело, я жду…
—Во-первых, хрустальный графин для ликера…— начал граф.— Надеюсь, описывать его нет нужды?
—Нет,— сказал Никита,— вы просто перечисляйте. Итак, бутылка. Далее?
—Далее… Блюдце, на коем графин стоит… Рядом — две хрустальные рюмки.— Он покосился на Никиту, пытаясь понять, не допустил ли какой оплошности.
—Не смею оспорить,— подбодрил его тот.— Продолжайте, граф, продолжайте…
—Далее… Вазочка с конфетами… Сколько их там, надобно говорить?
—Бог ты мой!— воскликнул Бурмасов.— Да и сам этого не знаю! Не ждите каждый раз каких-нибудь каверз, граф, перечисляйте смелее.
—Книжица в кожаном переплете для записей… Ножичек с перламутровой рукояткой для очинки пера… Еще ножичек для разрезывания фруктов… Медальончик с изображением…— Он привстал с кресла, чтобы разглядеть…— С изображением некоей дамы…
—Да, это Амалии,— слегка поморщился Никита.— Давно бы выбросить пора. Гм, а его я бы и не назвал — отсюда, с моего места, не видно… Ну, это всё?
—Всё… Хотя нет! Одна конфетка выпала из вазы и лежит на скатерти…
—Предположим… Хотя конфетки мне тоже не видать… Ну, теперь-то всё?
—Теперь уж решительно всё,— сказал граф.— Разве только, может, крохотная булавка какая-нибудь; вовсе не различимая глазом.
—Нет никакой булавки…
—Тогда всё,— сказал комтур.— Вы удовлетворены?
—А все же, ну-ка, еще внимательнее;..
—Нет, решительно более ничего!
—Ах, граф,— пожурил его Бурмасов.— Даже конфетку вы углядели! А такой заметный предмет… Вскользь вы его даже изволили упомянуть…
Комтур в недоумении взглянул сначала на Никиту, потом снова на столик и вдруг воскликнул:
—Бог мой! Ну конечно же! Еще, разумеется, скатерть! Скатерть на столе! Как я мог ее не назвать?! Вы ведь ее, конечно же, имели в виду!
Бурмасов с улыбкой сказал:
—Наконец-то… Делает вам честь, что хоть и под конец, а все-таки догадались. Спрашивается, почему лишь в самый последний черед вы назвали столь заметный предмет? Да лишь потому, граф, что скатерть вроде как бы и самостоятельным предметом не является — настолько она непременная принадлежность стола, что и упоминать о ней большинству в голову не приходит!.
—Да, это так,— вынужден был признать комтур.— Но совершенно не понимаю, с какой целью вы задали мне эту загадку князь.
—Ровно с той целью, чтобы вы поняли ход моих дальнейших рассуждений. Заодно увидите и изъян в вашей собственной логике. Вы перечислили всех. Среди подозреваемых лиц упомянули даже самого барона, хотя уж он-то, видит Бог, не может быть причастен к доносительству на самого себя. Вы даже каких-то незримых шпионов придумали, так же, как только что несуществующую булавку на столе. А вот в реальности существующего и вполне зримого…— И вдруг воскликнул: — Держи!..
