Дукуна тем временем притормозила ивоззрилась наздоровяка, апотом бесцеремонно задрала тому грязную рубаху ивпечатала ладонь вживот. Тот кхекнул, ойкнул ичуть согнулся, выпучив глаза. Живот засветился, ацелительница довольно кивнула.
Бугай разогнулся ивнезапно ласково улыбнулся ведьме. Честное слово, лучше бонэтого неделал. Невсегда отулыбки станет всем светлей, арадуга может непроснуться, аэвакуироваться вдругое измерение.
—Ведьма, аколи тывлечении так искусна, обождёшь, может, полчасика тут, яприведу ктебе нуждающихся. Заплату, разумеется…— пробасил мордоворот, потирая живот.— Отпустило-то как, ей-богу— будто заново родился.
—Камни утебя впочках, мил человек. Солёного жри поменьше, аотгорькой ивовсе откажись. Ачто додружков твоих— разболтают же.
—Матерью клянусь, что нислова никто нескажет. Что ты, ведьма, ужмы-то люд разумный, понимаем, что без колдунов никуда. Видят небеса, салахи ещё возьмут над нами верх. Они-то своих колдунов несжигают…
—Истину глаголишь,— вздохнула ведьма.— Ну, веди. Только ещё троих, неболее того. Непотяну я, старая совсем стала рухлядь.
—Япотяну. Одного,— неожиданно пискляво добавил Дхок.— Нозаденьги.
—Вот иславно,— пожевала губами старушка.— Атебя долечу последнего. Чтоб небаловал.
—Совсем нашим разумением!— обрадовался мордоворот иисчез втайном лазу, изкоторого появились беглецы.
—Незря ли?— обеспокоенно спросила Марьяна Ильинична.— Сначала дружков приведёт лечиться, апотом сдаст…
—Энтот? Несдаст. Разбойник же. Энто люди спонятиями идолжным кзакону презрением. Знают они, что законы пишутся исключительно для того, чтоб достойному человеку было чем зад подтереть. Как ниглянь, амытарей накостре хоть инежгут, адостарости всё одно ниодин пока недожил. Атымолодец, девка, что огня своего непоказала. Иначе бкто нас отпустил. Взяли бытебя воборот. Дар-то редчайший, чай, таких навесь мир осталось… хотя… кто ихзнает, сколько ихтам вСалахском эмирате.
—Так, может, нам туда направиться?— предложила Левина.— Раз там колдунов нежгут.
—Может, итуда… Привечать-то колдунов привечают, дабабы мыстобой. Что тут колдун, что вСалахе баба— хрен редьки неслаще. Вот идумай— без какой ноги лучше жить. Я-то ладно, кому старуха сдалась. Авот тебе несладко придётся. Бабам вСалахе языки-то сразу вырезают, чтоб, знамо, нетрепались лишнего.
Марьяна Ильинична оттакой перспективы едва невспыхнула самым натуральным образом. Плакали бытогда мышами проеденный лапсердак икапор издохлой псины. Чудом удержалась. Смотрела наведьму дикими глазами, аталишь горько усмехнулась:
—Дык нетолько язык-то вырезают, Марьянушка. Так что обождём покамест вСалах бежать. Авось итуточки умостимся накраю каком.
Дхок всё это время молчал, исподлобья глядя наспутниц. Насвету синие его глаза казались фиалковыми, идлиннющие ресницы бросали наних загадочную тень.
—Давно утебя дар открылся-то?— перевела нанего взгляд старуха.
—Намедни,— коротко ответил онизамолчал, показывая, что ничего добавлять небудет.
Излаза родились разбойники. Крупноваты они были для такого узкого пространства, ноничего, сдюжили, ниодин незастрял впроходе. Предстали перед целительницей вчетвером. Здоровенный, щуплый, толстый, лысый имасляный. Последний Марьяне Ильиничне меньше всего понравился. Онпрошёлся поней таким взглядом, будто ираздел, иотымел, итоварищам напотеху отдал. Ивсё внём было какое-то сальное— ивзгляд, изачёсанные назад волосы, икафтан.
Марьяна Ильинична подавила инстинктивное желание отступить назад испрятаться заспину ведьмы. Рука непроизвольно сжалась впоисках толиядра, чтоб метнуть, толиручки чугунной сковородки, чтоб огреть хорошенько. Такого масляного только сковородкой илупасить— потом наней хоть блины жарь, хоть оладушки.
Сально улыбнувшись, масляный шагнул было всторону юной пенсионерки, нобыл остановлен скрипучим голосом иморщинистой рукой.
—Атуточки унас целый букет… Небось, зелёным сконца уже капает, авсё туда же. Сорок ресехов заэтого,— объявила целительница.
—Совсем изума выжила, старая?— возмущённо затряс щеками толстяк.
—Нормально,— махнул рукой масляный, несводя глаз сЛевиной.— Могу себе позволить.
Марьяна Ильинична неудержалась ифыркнула. Посмотрите, какой Казанова, может позволить, чтобы унего сконца некапало. Вот ужвсем достижениям достижение.
Ядрить кадрить твою налево, Владимира Ильича наних нет!
—Тызенки-то нанеё нелупай,— кряхтя посоветовала старуха, пока лечебный свет блуждал потелу масляного.— Атопроклянёт так, что набабу инеподымется больше, токмест наовцу какую али корову. Суровая девка, хоть вид унеё иблаженный.
Пациент тут жепоскучнел, расплатился без торга ибольше своим липким вниманием недокучал.
—Аоно, может, инеплохо, а, Себац? Овец-то вон сколько, чай, найдёшь наконец любовь всей жизни-то?— заржал вдруг щуплый, обращая насебя внимание целительницы.— Голова уменя так болит иной раз, что хоть сам кдержимордам иди сдавайся. Чтоб рубанули, значит, икончились натом мои мучения.
—Мигрени…— понятливо протянула старуха иналожила щуплому руки нависки.
Ейпришлось даже нацыпочки для этого встать, иеётело оказалось неожиданно подвижным.
—Пятьдесят ресехов, коли навсегда убирать. Тридцать— года натри.
—Хах… можно подумать, проживу ядольше,— махнул рукой щуплый.— Давай натри.
Его голова засветилась, асквозь глаза вдруг полилось колдовское сияние, изрелище это пробрало настолько, что больше балагурить никто нестал. Толстяка беспокоил живот, ицелительница потратила нанего, пожалуй, больше всего времени, ноденег взяла немного. Последним вылечила мордоворота— унего засветился пах.
Что там было улысого— Марьяна так инепоняла. Отприкосновения Дхока онцеликом вспыхнул, носкрючился так, будто ему ногой поддали под самое нежное место.
Старуха собрала плату, оглядела всех пятерых исказала:
—Коли завтра решите инквизиции нас сдать, трижды подумайте. Коли нам напятки будут церковники наступать, Ора вас проклянёт так, что нас вынепереживёте, аподыхать втаких жемуках будете. Ясно вам, голубчики?
—Ой, ведьма, дачто тыгоношишься, унас ивмыслях такого небыло,— фальшиво заверил масляный.— Ипотом, заколдуна всего пятьдесят ресехов дают, ненастолько мыинищие.
—Япредупредила,— тихо сказала старуха, имелькнула веёвзгляде такая исступленная решимость, что Марьяна Ильинична поверила всвоё умение проклинать.
Событие двадцать восьмое
Все, что видим мы, видимость только одна.
Далеко отповерхности моря додна.
Полагай несущественным явное вмире,
Ибо тайная сущность вещей невидна.
Омар Хайям
Пёстрый осенний лес шумел инашёптывал свои тайны. Воздух был кристально- прозрачным, ахолод пробирался под клятый лапсердак, ноМарьяна Ильинична радовалась иему. Дышалось легко. Молодое тело бодро шагало полесной подстилке. Сразу чувствовалась близость города— никоряги, нивалежник, нихворост немешали. Небось, нанесколько километров вокруг горожане всё собрали. Шлось легко. Мешала только корзина ссухарями исыром, отбивала бок.
