Кроме того, Тристан никогда не был близок с матерью так, как это получалось у брата. Кристиан унаследовал от матери не только зеленые глаза и золотистую кожу. Он позаимствовал у нее любовь к прекрасному, стремление к утонченности.
Ее приводили в восхищение шелковые простыни и тяжелое, отделанное кружевом покрывало на ее постели. Кристиан до сих пор помнил, с каким наслаждением она пробегала пальцами по гладкой поверхности изящной мебели, и ее лицо озарялось счастливым сиянием. Она жила от всей души, радуясь каждой минуте, каждому ощущению. Ему бы тоже хотелось так жить. Может быть, потом, когда дело будет сделано…
Он нахмурился. Странно, он никогда не задумывался, чем займется после того, как добьется справедливости и разоблачит убийцу матери. Наверное, это потому, что цель казалась ему столь недоступно далекой. А теперь… все решится в течение нескольких недель. Он резко расправил плечи.
Ривс взял с кровати черный сюртук.
– Покойный герцог высоко ценил вашу матушку. Я часто слышал, как он ее превозносил.
Кристиан поймал взгляд слуги в зеркале.
– Не заставляйте меня думать об отце чаще, чем он того заслуживает.
Ривс протянул Кристиану сюртук.
– Как можно! Если хотите знать, я считаю, у вас есть все основания сердиться на него.
Кристиан набросил сюртук на плечи.
– Я не злюсь. Мои отец и мать – оба на том свете. К чему расточать гнев понапрасну?
– Я бы держал на него сердце, милорд.
Кристиан оглядел себя в зеркале. С ног до головы в непроницаемо-черном, только белоснежный узел галстука на шее. Черно-белый фон заставлял жарче пылать рубин в галстучной булавке, добавлял блеска живым зеленым глазам. Он снопа поймал в зеркале взгляд дворецкого.
– Прихорашиваемся, милорд? – Ривс поднял бровь.
– Галстук накрахмален просто отменно. Не говорите, что это Уолтере постарался.
– Его скрутило еще вчера вечером, и мне пришлось доделать работу вместо него. – Ривс сурово оглядел хозяина в зеркале и кивнул. – Вынужден признать, но черный действительно придает вам разбойничий вид.
Кристиан ухмыльнулся:
– Приятно сознавать, что годы, проведенные верхом на Верзиле Тоби, не прошли зря.
Ривс захлопал глазами.
– Пожалуйста, милорд. Я просил вас не упоминать о вашем прошлом ремесле. Хотя… Вы помните, что сказали мне насчет убийств?
– Я не убил ни единой души.
Дворецкий облегченно вздохнул:
– Мне так приятно слушать, когда вы произносите эти слова, милорд.
– Ривс, в моем доме вам ничто не угрожает. Хотя, если вы и впредь будете критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.
– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.
– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?
– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…
Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.
– Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?
– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.
– Скуповат?
– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.
– Слишком поздно.
– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…
– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.
– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.
Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.
– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?
– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.
Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:
– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?
– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.
Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…
– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?
– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.
У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.
– Отец считал маму невиновной?
Ривс вздохнул:
– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.
– Кто сказал ему эту гнусность?
– Король.
Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.
– Король?
– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.
– Так он действительно пытался помочь ей? – Кристиан услышал изумление в собственном голосе.
– Мне кажется, он так и не простил себя за то, что отдалился от нее, оставил без защиты.
– Он должен был испытывать вину.
– Так и было, хотя… – Поколебавшись, Ривс поспешно добавил: – Милорд, в чем бы пи обвиняли вашу матушку, тому имелись веские, неоспоримые свидетельства. Короля убедили, что она виновна.
– Это были лживые обвинения. Уилли привезет нам новые сведения, и мы будем знать, где искать. Он должен прибыть сегодня. – Кристиан направился к двери. – А теперь мне пора. Если верить лакею леди Элизабет, сегодня утром она поедет кататься в Гайд-парке.
– Лакеи никогда не лгут, – сухо сказал Ривс.
