—Держи.
Гуменюк лихорадочно пересчитал купюры, и засунул их во внутренний карман пиджака.
—С тобой приятно иметь дело,— ухмыльнулся он,— Фоткать когда будешь?
—Прямо сейчас,— улыбнулся я и поманил пальцем скучавшего за стойкой небритого восточного мужика в несвежем белом халате.— Серго, принеси «Зенит» из подсобки, пожалуйста.
—Харашо,— расплылся в улыбке небритый,— сейчас принесу.
—Ты что, ещё фотоаппарат сюда притащил?— с подозрением глянул опер.
—Ага,— кивнул я.
—Предусмотрительный. Надеюсь, не украл?
—В комиссионке купил. Могу даже квитанцию показать. Двести рублей с лишним выложил. Аппарат бомба — «Зенит-12», экспортный вариант.
—А чего в подсобку спрятал?— ухмыльнулся опер.
—Чтобы тебя лишний раз не пугать,— пояснил я.— Опера всегда настороже, работа такая. Мало ли чего тебе в голову могло прийти, при виде фотоаппарата. Ещё решишь, что я сдуру тебя запечатлеть решил. Поэтому и попросил Серго подержать у себя.
—Логично,— признал опер, взял жирный золотистый чебурек с тарелки, макнул уголок в пиалку с томатным соусом. С аппетитом захрустел поджаренной корочкой. По подбородку капитана потек мясной сок.
—Ммм, вкушно девают,— прочавкал он, дожевывая остатки чебурека. Подхватил кончиками пальцев салфетку в стаканчике и неторопливо вытер блестящий от жира рот.
—Знаю,— улыбнулся я.— Давид и Серго отлично чебуреки готовят. Можно сказать, душу вкладывают. Я и сам у них периодически заказываю и домой забираю.
Улыбающийся Давид принес фотоаппарат, положил его на стул рядом и тихо испарился.
—Ну что, приступим, освещение хорошее, снимок должен получиться,— я щелкнул кнопкой, откинул футляр, вытащил из кучи нужный документ, и прицелился в него объективом. Щелкнул кнопкой пуска, «Зенит» согласно клацнул. Приблизил фотоаппарат и сделал повторный снимок.
—Отлично, первый готов. Теперь доносы запечатлею, и можем разбегаться…
* * *
Матушка встретила меня в прихожей.
—Евочка звонила,— радостно сообщила она.— Сказала, что дома будет, просила набрать её.
—И всё?— уточнил я.— Больше никто не звонил?
—Ой, совсем забыла,— всплеснула руками родительница.— Ещё парень какой-то. Сергеем представился. Просил передать, что с Германом договорись, ждут тебя в Ленинграде.
Мама замолчала. Нахмурилась, подумав о чем-то своем. Глянула с тревогой на меня.
—Вижу, ты спросить что-то хочешь,— заметил я.— Не держи в себе, спрашивай. Смогу, отвечу.
—Сынок,— неуверенно начала родительница, запнулась, собираясь с духом, и решительно продолжила.— Ты точно к старому не вернулся? Я боюсь за тебя. Какие-то новые друзья, непонятные дела, мне страшно, что опять в тюрьму попадешь.
—Не должен, мам,— уверенно ответил я.— Во всяком случае, с пьянками, хулиганством, гоп-стопами точно покончено. Ты же знаешь, я новую жизнь после больницы начал. Встречаюсь с хорошей девушкой, работаю. От тюрьмы до сумы в нашей стране, конечно, никто не застрахован. Жизнь может повернуться по-всякому. Но я делаю всё возможное, чтобы этого не произошло.
—Дай бог,— вздохнула матушка,— Ева девушка неплохая, хотя язвительная и с характером. Всегда такой была с малых лет. Но, во всяком случае, лучше твоих прежних подружек, особенно этой алкоголички и прошмандовки Верки, глаза бы мои её не видели.
—Вот видишь,— улыбнулся я.— Значит, все правильно делаю. С Игнатом, кстати, общаться перестал. Встретились, поговорили, я ему пояснил, что завязал и начинаю новую жизнь.
—И как он это воспринял?— встревожилась матушка.— Игнат — парень горячий. Сначала делает, потом думает. Через это всю жизнь и страдает.
—Нормально воспринял. Я же всё грамотно сделал. Сначала его расслабил, пивом угостил, начал общаться. Потом пару рублей дал для поддержки. Объяснил, что после ранения, решил изменить жизнь. В общем, у него никаких претензий не осталось.
—Дай бог,— повторила родительница.— Ладно, снимай обувь, и руки мой. А я пока блинчики с творогом разогрею.
—Не надо,— отказался я.— Только недавно хорошо перекусил в чебуречной. Сейчас Еве позвоню, и пойду с нею повидаюсь.
—Ну смотри, делай как знаешь.
Матушка ушла в свою комнату, а я прошел к себе, подхватил маленький синий блокнотик, купленный по случаю в газетном киоске. Раскрыл, нашел взглядом квадратик с буквой «Е» и направился к телефону, находившемуся на тумбочке в прихожей…
—Алло, я вас слушаю,— улыбнулся, услышав знакомый звонкий голос златовласки. На душе стало спокойно, уютно и тепло. Влюбляюсь, что ли? Рановато, для прожженного циника, прожившего в прошлой жизни чуть больше полувека, считавшего себя знатоком женщин, и гордившегося холодным и расчетливым мышлением. Может просто гормоны в молодом теле шалят? Впрочем, об этом, как говорила главная героиня культового романа «Унесенные ветром», «я подумаю завтра», а пока просто рад слышать свою девушку.
—Привет,— тепло поздоровался я.
—Привет,— откликнулась Ева.— Ты куда пропал? Сказал, дня на четыре уедешь, максимум, на пять, а уже полторы недели прошло. Мне же скучно. Даже в кино не с кем пойти. Сижу, как дура, тебя жду.
—Нет мне прощения мадемуазель,— картинно начал я.— Гореть моей душе черствой в геенне огненной за это страшное преступление. Готов искупить свою вину кровью. Или может обойдемся шампанским в хорошем ресторане? Второй вариант мне как-то ближе. Поверьте, прекрасная леди, моя кровь и я вам ещё пригодятся.
—Ой, да ну тебя,— надулась девушка.— Ты всё прикалываешься.
—Нисколько,— возразил я.— Абсолютно серьезно. Куда хочешь поехать? В «Прагу», «Арагви», «Арбат»? Или есть другие предложения? Готов выполнить любое пожелание своей принцессы.
—Не надо в ресторан,— отказалась девушка.— Заходи ко мне. Родители уехали в санаторий на две недели. Сейчас лежат в Гурзуфе и нежатся у моря на летнем солнышке, а я здесь тебя жду. Ко мне подружка пришла, из кружка танцев. Кассету принесла с американским фильмом. «Бриолин» называется. Говорит — кино бомба.
—О, любви небось,— скептически поинтересовался я.— Будет там Траволта телом дергать, непристойные танцы изображать, а мы смотреть на это непотребство?
Я сделал секундную паузу и повысил голос, добавив надрывного драматизма:
—Как вы можете? Простые советские девушки, будущие матери, юные строительницы коммунизма, потакают своим низменным инстинктам и морально разлагаются под тлетворным влиянием Запада. Боюсь представить, что будет дальше. Сегодня ты смотришь «Бриолин», а завтра начнешь посреди улицы бешено дрыгать ногами, задрав юбку под заводное «диско»? Какой ужас!
—Мишка, хорош прикалываться,— начала Ева и резко замолчала. До неё дошло.
—Я тебя уже бояться начинаю,— пробормотала она.— Где ты смог фильм посмотреть? Его же у нас не показывают. Видеомагнитофон — редкость, в Москве фильм смотрели человек сто-двести максимум. Не каждый из них его фамилию вспомнит, а ты сразу назвал.
