Люсьен смотрел, как она уходит, и на душе у него было легче, чем обычно. Она начала живо разговаривать с ним, значит, со временем она будет ему доверять. К сожалению, как раз времени у него и не было.
Ему бы хотелось спланировать подобающее ухаживание, с поцелуями и свечами, с нашептыванием комплиментов и страстными прикосновениями. Но было бы безумием заниматься такими вещами, когда Харлбрук подталкивает констебля к аресту, а загадочный мистер Боулдер жаждет мести. Люсьен должен быстро найти способ убедить Арабеллу выйти за него замуж.
Только как? Как ему добиться ее согласия? Одно дело заставить ее улыбнуться и совсем другое – уговорить отдать ему свою руку.
Он повернулся к двери, и взгляд его упал на портрет над камином. В плутоватой улыбке капитана ему почудился вызов.
Люсьен улыбнулся ему:
– Тебе легко говорить. В твое время вам достаточно было перебросить женщину через плечо, и она была твоя. Сегодня, – Люсьен удивленно вздернул брови: ему в голову пришла неожиданная мысль. Сегодня может быть еще проще.
И он с возродившимся энтузиазмом ринулся на поиски тети Джейн.
Глава 20
Арабелла хмуро смотрела на покрытую снегом дорогу:
– Мы едем не туда.
– Правда? – Люсьен покосился на нее. Она сидела рядом с ним, аккуратно одетая в вышедшее из моды платье из выцветшей синей шерсти, на ногах красовались поношенные сапоги, потертая меховая шляпа обрамляла розовощекое лицо. Каштановые волосы были убраны под капор, мантилья застегнута до самого верха. Арабелла сидела, крепко обхватив корзинку с вареньем и желе, и была похожа на раздражающе респектабельную гувернантку.
Однако во взгляде, который она бросила на него, не было ничего от почтительности.
– Этим путем мы будем ехать на полчаса дольше. Дорога идет через лес.
– Так объясняла тетя Джейн. Она сказала, что здесь прекрасный вид. – Люсьен напряженно вглядывался сквозь ветви деревьев. Где-то здесь, по словам тети Джейн, должен быть романтично расположенный пустующий домик арендатора.
Для того чтобы убедить Арабеллу выйти за него замуж, недостаточно ее просто скомпрометировать: она слишком умна и независима, чтобы поддаться на такую жалкую уловку. Надо предпринять искушение души, тела и рассудка одновременно. Он должен быть в состоянии ответить ей на всех уровнях доводом на довод, страстью на страсть. Меньшее ее не удовлетворит. Как ни странно, его тоже.
Тетя Джейн очень кстати вспомнила о домике, упаковала корзинку, полную вкусной еды, положила теплые одеяла в багажник экипажа и за полчаса подготовила Арабеллу к отъезду. Она только что не бросила племянницу в его объятия.
Экипаж повернул, и Люсьен увидел домик. Густой плющ вился по сложенным из камня стенам. Сломанные гнилые ставни еле держались, а часть соломенной крыши была повреждена, и через дыру в комнату могли залетать птицы, туда хлестал дождь и падал снег.
Люсьен поморщился. Он не находил ничего романтичного в провисшей крыше и сломанных ставнях. Только надеялся, что домик окажется достаточным укрытием на ночь.
– Другая дорога намного короче, – сказала Арабелла, сдвинув брови. – Тетя Джейн должна была это знать.
– Я уверен, она подумала, что нам будет приятно провести побольше времени вместе. – Он усмехнулся. – Ты могла не заметить, но она испытывает ко мне нежность.
– Поэтому она лелеет надежду, что ты и я... – Она замолчала и устремила взгляд вдаль.
– Что «ты и я»?
– Ничего, – поспешно ответила Арабелла. – Просто я хотела поехать короткой дорогой, у меня сегодня есть дела.
– Отвезти арендаторам варенье к Рождеству много времени не займет.
– Ты не знаешь, сколько у меня работы. Я поручила Уилсону починить сломанную дверь в конюшне, а Нед пытается спасти что можно в сарае. – Она расправила плечи и крепче ухватилась за корзинку. – Я очень занятая женщина.
И очень пленительная, привлекательная женщина.
– Тогда согласись, что становится теплее.
– Возможно, до наступления темноты пойдет дождь.
– По крайней мере признай, что ты рада ненадолго удрать.
– Удрать? От чего? – спросила она, изображая возмущенную гордость.
– От ежедневной рутины, такой же утомительной, как и изнурительной.
– Помощь своей семье не рутина. Но тебе это вряд ли знакомо.
– Мне не знакомо? А кто же, ты думаешь, заботился о Лайзе, с тех пор как она была надоедливым семилетним ребенком без передних зубов?
– Скорее всего твоя тетя.
– У тети Лавинии не было ни времени, ни сердца, чтобы растить семилетнего ребенка, да еще такого не по годам развитого, как моя сестра. – Он улыбнулся, подумав о буйном детстве Лайзы. – Я с ней намучился. Я научил ее ездить верхом и стрелять, помогал выбрать гувернантку.
– Ты позволил ей выбирать гувернантку?
– Конечно, а иначе как бы я узнал, кто ей нравится, а кто нет?
– Уверена, что ее латынь безукоризненна.
– Нет, отвратительна. Зато греческий почти безупречен. Она любит философию и может часами вести философские споры.
– Твоя сестра не может не быть хорошей спорщицей.
Люсьен засмеялся и был вознагражден слабым подергиванием губ Арабеллы. Во рту у него пересохло, тело пришло в состояние готовности. «Осторожно, – сказал он себе. – Еще не время».
Если бы тетя Джейн сделала то, что обещала, они с Арабеллой поженились бы. Несмотря на обстоятельства, Люсьен чувствовал головокружительное возбуждение.
Арабелла прищурила глаза.
– Ты выглядишь таким самодовольным. Нашел Боулдера? Он был в «Красном петухе»?
Если бы они на самом деле были партнерами, между ними больше не было бы секретов. Люсьен покачал головой:
– Я сегодня утром проскакал много миль, но нигде его не нашел. Я доехал до самого Бридлингтона, но никто не знает, ни откуда Боулдер родом, ни где он живет.
– Это потому, что он живет на своем корабле. Люсьен нахмурился:
– Откуда ты знаешь?
– От Лэма. Прислуга из «Грустной монашки» влюблена в него. Она слышала, как Боулдер жаловался, что живет в такой тесноте, и говорил, что будет рад, когда сделает свою работу и опять переберется на твердую землю.
Человеку, ночующему на судне, ничего не стоит моментально скрыться. Люсьену следовало бы послать сообщение в министерство внутренних дел, чтобы всегда был готов быстрый корабль. У него не было желания упустить этого контрабандиста.
– Ты знаешь, как называется корабль?
– «Большая Мари». Он сейчас стоит в Эйлмауте, но скоро собирается отплывать. Он никогда не стоит на одном месте дольше нескольких дней.
