—Давид, отпусти, там Настя,— предпринимаю последнюю жалкую попытку высвободиться, чисто из упертости.
—Будь тихой, и она ничего не узнает,— шепчет мне на ухо Давид, а потом тянется к вентилю в потолке и перекрывает воду. Согласна, она здесь лишняя.
Я громко всхлипываю, когда его пальцы входят в меня.
—Тише-тише, малыш.
Он разворачивает меня лицом к себе, ловит губами мой рот. Жадно целует, и я отвечаю. Сопротивление подавлено, теперь я даже не думаю его останавливать. Он опускается ниже, ласкает языком мои затвердевшие соски, а потом резко обрывает поцелуй, делает шаг назад, покидая меня, и облизывает свои пальцы.
—Гребаный извращенец,— нервно хмыкаю я, заваливаясь спиной на стену. Коленки дрожат, устоять на ногах становится сложно. Перед глазами все плывет, но я смело смотрю прямо перед собой. Прямо на Давида.
Он довольно скалится, во взгляде отражается похоть. Ему нравится чувствовать мой вкус на своих губах. Пульс учащается, дыхание окончательно сбивается.
Не отрывая от меня взгляда, он тянется к пряжке своих штанов. Медленно расстегивает пуговицу, стягивает вниз джинсы вместе с боксерами, и я сглатываю, увидев его внушительное достоинство. Черт, каждый раз удивляюсь тому, какой он у него большой.
—Повернись ко мне спиной и обопрись руками о стену,— командует он. Его голос звучит хрипло, нетерпеливость во взгляде выдает его: он тоже на пределе.
Я делаю, как он говорит, грудь тяжело вздымается, я замираю в ожидании, звуки вокруг исчезли, мы с Давидом словно в вакууме очутились. Время и место не имеет значения.
Его дыхание касается моей шеи, он заставляет меня раздвинуть ноги шире, чувствую, как членом трется о мою промежность. Внизу живота настоящий пожар разгорается. Давид обхватывает меня за талию, второй рукой направляет в меня свой каменный член.
Резкий толчок, и он внутри. Я прикусываю губу изнури, чтобы не закричать, и кайфую от того, как он вбивается в меня мощными толчками.
Перед глазами стена с облущенной синей краской. Более неподходящее место для секса найти невозможно. Мы словно дикари. Сорвались и полетели вниз с обрыва.
—А-ах!— вырывается сладкий стон из горла.
Давид кусает меня за шею, погружается внутрь на всю длину и замирает. Он сжимает мою грудь, шепчет какую-то ерунду о том, что я самая красивая, а потом срывается, не давая возможности растянуть удовольствие надолго.
Я выгибаюсь, с трудом на ногах стою, чувствительные соски ноют от его грубой ласки. Еще несколько движений, и я сжимаюсь вокруг его члена, Давид же, почувствовав, что я достигла разрядки, наращивает темп, а потом с громким рыком выходит из меня и изливается на мое бедро.
Реальность возвращается медленно. Мы дышим в унисон, Давид все еще прижимает меня к стене всем телом. Внезапно становится душно, а еще появляется некая неловкость и смущение.
—Ты и в самом деле думаешь, что мои шрамы не так страшны?— решаюсь спросить его, прикрывая веки.
—Абсолютно точно.— Его пальцы сжимают мою талию еще сильней, словно он боится, что я могу сбежать. Кончиком носа трется о мою шею, щекоча, лаская.
—Врешь.
—Докажи.
—Леша испугался их,— признаюсь я надломленным голосом.—Тогда, когда ты чуть не сбил меня посреди дороги, у нас… у нас почти случился секс. Он стянул с меня штаны, и его чуть не вырвало.
—Твой Леша дурак,— холодно чеканит он. Упоминание о том, что я чуть не отдалась другому, его злит.
—Он не мой.
—Неважно. Важно лишь то, что ты в моих глазах такая же красивая, как и раньше. Если тебя так волнуют шрамы, можешь носить свои штаны или длинные платья, но не стоит прятаться от меня.
Он разворачивает меня к себе, обхватывает пальцами подбородок, нежно скользит большим пальцем по моим губам, заглядывает прямо в глаза.
—Когда все закончится, я тебя не отпущу. Просто хочу, чтобы ты это знала.
—Когда все закончится, тогда и поговорим,— с вызовом заявляю я, не желая так просто сдаваться ему.
Давид кивает. Потом отпускает меня и говорит:
—Пойди помоги Насте на стол накрыть. А я пока душ приму, охладиться не помешает, потому что снова тебя хочу. До одури.
Я опускаю взгляд вниз и натыкаюсь взглядом на его вздыбленную плоть. Хватаю с крючка полотенце, быстро обтираю тело и одеваюсь. Сбегаю из душа, не оглядываясь. Меня все еще бьет крупная дрожь. К дому иду, словно пьяная, и понимаю, что наедине с Давидом оставаться опасно.
На крыльце сидит Настя. Резко поворачивает голову в мою сторону, усмехается, окидывая меня с ног до головы недовольным взглядом. Мне кажется, она догадывается, чем мы с Давидом занимались в душе. Щеки покрываются румянцем, в глаза ей стараюсь не смотреть. Стыдно.
—Давид где?— спрашивает она.
—Решил тоже искупаться. Нам дал важное поручение — накрыть на стол. Я в холодильнике шоколад видела,— говорю как бы между прочим, помня, какая Настя сладкоежка.
—Его уже нет,— грубо отвечает она.— И на стол я, как видишь, и без тебя накрыла,— взмахом руки в сторону указывает.— Уже и остыть все успело.
Я прикусываю губу, чувствую за собой вину: пока там с Давидом развлекалась, совсем забыла о том, что сестра неподалеку.
Приближаюсь к столу и усмехаюсь: хлеб нарезан кривыми толстыми ломтями, овощной салат словно пятилетний ребенок делал. В этом и вся Настя: за свои девятнадцать лет она сама ничего и никогда не делала.
Я занимаю место за столом, слюна заполняет рот при виде еды, но я ни к чему не прикасаюсь, жду остальных.
Давид появляется через несколько минут. В одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Мне хочется стукнуть сестру по голове, так откровенно она его взглядом пожирает. Давид тоже хорош: знает ведь, что мы не одни здесь. Мог бы для приличия хотя бы джинсы надеть, пусть и мокрые.
—Сейчас оденусь и выйду к вам,— бросает он, обходя Настю, которая на пороге застыла с открытым ртом.
Хлопает дверь, несколько минут тишины, и Давид снова появляется. В спортивных трико и белой футболке. В руках у него бутылка вина и пластиковые одноразовые стаканчики.
—Ну что, девочки, к столу.
Он определенно в хорошем расположении духа. На сытого кота похож, на меня взгляды жадные бросает, от которых у меня внизу живота вновь пламя разгорается. Мы с ним об одном и том же думаем — как хорошо было в тесном пространстве душевой каких-то десять минут назад.
Он откупоривает бутылку, наполняет два стакана. Один мне протягивает, а второй Насте. Я вопросительно выгибаю бровь.
—Это чтоб вы немного расслабились,— поясняет на мой немой вопрос Давид.— День непростым выдался.
—А ты?— Настя подносит к губам свой стакан, делает глоток и морщится.— Полусладкое. Не люблю такое.
