— Ну что поделать. Если уж совсем ничего не выйдет, придется мне довольствоваться тем, что Людмила и Ангелина получат две трети наследства. — вздохнув ответил я. — Ну и конечно девственная вдова Ольга Суворова. Тяжбы, конечно, продлятся десять лет, не меньше, но ничего не поделать. Главное, чтобы к финалу суда не выяснилось, что доказательств свой чистоты у Ольги не осталось. А то, чего доброго, займется с кем-нибудь сексом, может даже ребенка родит…
— Десять лет без детей? — ошарашенно проговорила Ольга, до которой кажется начало доходить что именно я задумал.
— Конечно. В противном случае выйдет, что на момент смерти Бронислава Мирославовича Суворова брак был подтвержден. — усмехнулся я. — Две трети уйдут Суворовым, а треть — Ангелине и соответственно мне.
— Мы можем провести освидетельствование сейчас. — отмахнулся Петр. — А бумагу предоставить позже.
— Естественно! Здравая мысль. Жаль ничего не решающая. — усмехнулся я. — Ведь суда пока нет, как и экспертов, которые могли бы подтвердить это. Независимых, хочу подчеркнуть, экспертов. Так что, через десять лет придется повторить процедуру. По требованию суда, естественно.
— Что за бред. — поморщился Петр.
— Бред, это то что вы отрицаете очевидное. — парировал я. — Ольга не станет наследницей Меньшиковых. Ни единственной, ни даже большей части. Ни при каких обстоятельствах она не получит ни пяди земли и ни единого их рубля. Так что, если вы собираетесь жениться на ней из-за наследства, увы. Ничего не выйдет. А если из-за внезапно проснувшейся любви к ней как к женщине — поздравляю, правда ребенка от вас она понести не сможет, иначе придется отказаться даже от тени надежды на какие-то крохи. Или-или, выбирать вам.
Нависло напряженное молчание. Деньги и земли Петру были, конечно, нужны, кто же от них отказывается. Вот только через десять лет, совершенно непонятно что будет. Будет ли жив сам Петр, и сможет ли понести Ольга. Да, ей будет лишь немногим больше тридцати, совсем не возраст старости. Но шансы на успешную беременность будут ниже. Пусть немного, но ниже. А вот вопрос наследника — куда критичней любых денег, которых в следствии возвышения рода Морозовых у Петра и так достаточно.
— А потому, повторюсь — что мне с вашего предложения? Скажу по большому секрету, я на великой княжне Ангелине Дмитриевне Меньшиковой женюсь в этом году. Дата пока не назначена, но помолвка уже была. — улыбнувшись подначил я Петра. — Хорошенько обсудив этот вопрос с матерью и ее сторонниками мы ко всему подготовились. Приданое будет прописано от ее батюшки, документов у нас достаточно, и никакие суды не нужны. Нет предмета спора, она уже признана боярской думой. Что до вас, даже не знаю, чего вам пожелать, богатства или любви.
— Все твои слова могут оказаться блефом. — мрачно проговорил Петр, перейдя на ты, как всегда, делал в состоянии крайнего раздражения. — Покажи, с чем ты собираешься идти в суд, и я подумаю давать или нет другое.
— Расследование покушения на меня пока не окончено. — улыбнувшись ответил я. — Так что я пока попридержу записи. А то внезапно выяснится, что они напрямую связаны. Выйдет не очень красиво, будто я торгуюсь с террористкой. Повторюсь, пока это только предположения.
— Хочешь сказать, что собираешься обвинить Ольгу в терроризме? — сжав подлокотники подался вперед Петр. — Не слишком ли нагло?
— Не слишком. Но не в терроризме, а в покушении на цесаревича, то есть меня. К сожалению, у нас пока лишь видело и двое свидетелей, один из которых мертв, а второй — управляющий особняка Меньшиковых, чудом выживший при взрыве. — как бы невзначай обронил я. — Но расследование идет, и когда оно завершится… какое у нас наказание для княжон, за покушение на цесаревича, не напомните?
— Смерть. — сказала Мальвина, все это время сидевшая в кресле тише мышки и с интересом наблюдающая за диалогом. Ольга, после этих слов, побледнела еще больше.
— Я не имею никакого отношения к покушению! — выкрикнула она. — Если кто и хотел это сделать — то не я. Я об этом ничего не знаю!
— Ничего? Совершенно? Ни о своем приезде в особняк, ни о делах в библиотеке? — с усмешкой спросил я. — Ни о бочках с напалмом которые туда доставили и по чьему приказу это было сделано? А управляющий говорит другое. Что вы приехали в ночи…
— Это грязная ложь! Ни о каких бочках я не знаю! — вновь вскочив завопила девушка. — Я всего лишь искала там дневники дяди…
— Господи, почему мне так везет на женщин. — с тяжелым вздохом проговорил Петр, прикрыв глаза рукой, и только после этого до Ольги, кажется, дошло что, оправдываясь она сболтнула много лишнего. Я же лишь сидел, ухмыляясь и наблюдая на то, как кожа Ольги приобретает оттенок родового цвета Морозовых — снежно белый.
— Итак, вы были в особняке, что сами подтвердили только, что при свидетелях. В ночь после бала дебютанток. Искали в библиотеке дневники вашего дяди. Наверное, для того чтобы подтвердить родство Ангелины? — спросил я, когда она наконец начала дышать. — Управляющий сказал, что вы вышли с бумагами.
— Я ничего не нашла, а прихватила лишь несколько интересующих меня книг. — тут же попробовала оправдаться Ольга.
— Знаете… если бы у нас не было видео, я бы сказал, что не могу не верить словам благородной дамы, тем более вдовы. Но учитывая сколько из этого милого ротика льется лжи, и то, что у нас довольно доказательств… — я развел руками. — Суд может быть долгим, может быть быстрым, но ничем хорошим он для вас не закончится. Вернее, для нее, вдовы Ольги Суворовой-Меньшиковой. Разве что вы, Петр Николаевич, захотите поддерживать преступницу без приданого.
— Довольно. — устало проговорил Петр. — Я пришел с благожелательным предложением, а в результате получил лишь оскорбления и угрозы. Очевидно, что в таком ключе мы не сумеем принять никакого решения. А потому считаю дальнейший разговор бессмысленным.
— Жаль. Я для себя вот подтвердил многие догадки. Уверен, если ваша невеста, решится открыть рот публично еще раз, или выедет из вашей резиденции, нас так же будут ждать великие открытия. — улыбнулся я, поднимаясь. — Что же до вашей дочери, то я с ней разберусь как-нибудь сам. В конце концов это наше дело, семейное.
— А я, выходит, ей уже не семья? — зло усмехнулся Петр.
— Родня — да, семья… нет. Вы ее уже отдали мне, возврату и обмену не подлежит. Иногда я думаю, что к сожалению…— не менее мрачно проговорил я. — Но встреча была показательна и очень наглядна. Уверен, в суде вы не станете врать об уничтожении улик. А если и так, мы предъявим свои. Если раньше не придется казнить единственную соперницу Ангелины во владении наследством Меньшиковых за государственную измену и покушение на мою персону. Всего хорошего.
— Папа… — умоляюще взглянула на отца Мальвина, которую я буквально вытащил под руку из зала, не дожидаясь пока Петр соблаговолит с нами попрощаться. Неожиданно передо мной появилось поле щита, плотное, для меня почти непрозрачное, и при этом толщиной в несколько сантиметров. Пожалуй, будь это пресс, и я бы ничего не успел сделать. А так, не сбавляя шага, я врезал по нему клинком вогнав лезвие на всю длину. Конструкт не выдержал и лопнул, пропуская нас дальше. А где-то позади раздался недовольный вздох.
