Если не считать рака, то можно сказать, что Эрин повезло. Может, у нее и не много друзей, зато те, которые у нее есть, жизнь готовы за нее отдать. Думаю, любой из нас поменялся бы с ней местами, если бы мог. Этому миру нужно больше таких людей, как Эрин. В этом мире слишком много таких людей, как я. Я снова обещаю себе измениться и стать тем человеком, которым Эрин меня считает. Человеком, который заслуживает иметь такую подругу, как Эрин.
Гриффин замечает, что я стою, прислонившись к стене, и наблюдаю за ним. Он кивает мне и что-то говорит Мейсону. Потом встает и идет ко мне. Я никогда не видела его таким. Он сутулится. Шаркает ногами по полу. Глаза опущены вниз. Он столько раз проигрывал в битве с раком, что я не уверена, что ему хватит сил помочь Эрин.
Он должен быть сильным. Мы оба должны.
Гриффин подходит ко мне.
–Пойдем пройдемся?– Его голос звучит хрипло и неуверенно.
–Давай.
Я иду за ним через главный вестибюль, и мы выходим из здания во внутренний дворик. Первое, что я замечаю, когда мы выходим на улицу,– это запах цветов. Я оглядываюсь по сторонам: здесь очень красиво. Скамейки окружены очаровательными цветами, сочными кустами и яркими деревьями. Жизнь. Это место напоминает о жизни. Думаю, в этом и заключается его цель – дать надежду людям, у которых ее могло уже не остаться.
Гриффин подходит к скамейке и делает мне знак, чтобы я села. Я сажусь, и он садится рядом со мной, его голова все еще поникла, а руки все еще дрожат.
–Эрин хотела, чтобы мы поговорили.
–Да,– киваю я.
Мы молча сидим. Каждый раз, когда я пытаюсь что-нибудь сказать, в горле у меня словно встает комок. Наверное, то же самое происходит и с Гриффином. Он заламывает пальцы и снова и снова прокашливается. Нам обоим нужно время. Так что мы просто сидим.
Повторяющиеся движения его рук завораживают. Несмотря на то что здесь прохладно, он в футболке с короткими рукавами, и я могу разглядеть татуировку у него на плече. Это розовая ленточка – символ информированности о раке груди. На татуировке еще что-то написано, но я не могу прочитать, что именно. Может, после вопроса про татуировку нам будет легче перейти к разговору про Эрин?
Я указываю на ленточку:
–Ты сделал эту татуировку в память о своей матери?
Гриффин смотрит на нее так, словно забыл, что она там есть. Потом кивает:
–Ага.– Он вытягивает руку так, чтобы мне было лучше видно. На одной стороне ленточки написано имя его матери, на другой стороне – скорее всего, дата ее смерти.– Кажется, теперь придется сделать еще одну,– произносит он, с трудом подбирая слова.
–Гриффин, мне так жаль. Эрин рассказывала мне о твоей маме. Мне так жаль, что тебе придется снова через это пройти.– Я смотрю на него и вижу, как по его щеке скатывается еще одна слезинка.– Я тоже сделаю себе такую татуировку. Можем пойти вместе.
–Тебе нельзя делать татуировки, Скайлар. Ты беременна.
Словно только что вспомнив о ребенке, он смотрит на мой незаметный живот и качает головой.
–Откуда ты знаешь, что мне нельзя делать татуировки?
–Потому что я читаю книги, которые Эрин нам купила. В отличие от некоторых, как выясняется.
Я смотрю на свой живот: мне очень больно оттого, что эта маленькая жизнь уже омрачена трагедией.
–Что же нам делать?
С Эрин. С ребенком. Со всем. Все эти вопросы требуют ответов, которые мы пока не готовы дать.
–Не знаю. Сейчас я могу думать только об Эрин.
Я киваю в знак согласия. У нас еще будет время, чтобы разобраться со всем остальным. Нам нужно помочь Эрин. Это самое важное. Все остальное может подождать.
Мы снова молчим. Через минуту я осознаю, что мы топчемся на месте, хотя нам нельзя терять ни минуты.
–Нужно спланировать то время, которое у нее осталось.
Гриффин кивает. Он уперся локтями в колени, опустил голову, и я вижу, что у него по щеке катится слеза. Я слежу за ней затуманенным взглядом, пока она не разбивается о бетонный пол внутреннего дворика.
–Я хочу сделать ее последние месяцы осо… особенными,– запинаюсь я, в горле у меня стоит ком.– Чего бы это ни стоило.
Гриффин снова кивает. Интересно, он еще что-нибудь скажет? После минутной паузы он наконец начинает говорить:
–Я тоже. Чего бы это ни стоило. Деньги не проблема.– У него срывается голос, когда он продолжает:– Но я не смогу сделать это один. Мне понадобится твоя помощь. Как думаешь, ты сможешь взять отпуск или работать по полдня? Я оплачу твою замену. Я знаю, что Эрин хочет, чтобы ты была с ней.
–Я знаю, что она хочет, чтобы ты был с ней,– говорю я.– Да, я смогу взять отпуск. И тебе не придется за него платить. Я не хочу, чтобы в такой момент ты волновался о деньгах.
Гриффин издает отчаянный смешок.
–Нет, я заплачу. Деньги – это единственное, что у меня есть, Скайлар. Много денег. Мне ужасно не везет. Моя жена умирает. Но деньги у меня есть. И я намерен использовать их, чтобы сделать ее жизнь как можно более полной, пока…– Его грудь высоко поднимается от едва сдерживаемых рыданий.
–А ты?– спрашиваю я.– Ты сможешь взять отпуск?– Я знаю, что он независимый фотограф, то есть он сам устанавливает свой график и выбирает, что снимать, но это ведь не означает, что у него нет никаких обязательств.
–Я уже это сделал. Я очистил свой календарь на неопределенный срок. Я буду с ней круглосуточно. Правда, нам придется уговорить Эрин позволить нам ее баловать. Она это ненавидит. И она не хотела, чтобы я тратил на нее деньги. Но это единственное, в чем я не готов пойти на компромисс. Я собираюсь баловать ее, как только смогу. Ты мне поможешь?
Я пихаю его локтем и смеюсь, чтобы разрядить обстановку.
–Помогу ли я потратить хренову тучу денег, чтобы порадовать очень хорошего человека? И ты еще спрашиваешь!
Гриффин выдавливает из себя подобие улыбки, потом снова сникает.
–Черт!– Он делает глубокий вдох и разглядывает свою татуировку.– Не могу поверить, что это опять происходит.
Он начинает дрожать, из его глаз катятся слезы.
Я пододвигаюсь ближе и обнимаю его. Потом крепко прижимаю его к себе. Я даю ему понять, что ему не придется проходить через это в одиночку. Наконец он тоже обнимает меня. Мы держим друг друга в объятиях, кажется, несколько часов, пока ни у одного у нас больше не осталось слез. И тогда я понимаю, что смогу это выдержать. Наше объятие не было интимным. Не было возбуждающим. Не было соблазнительным. Я не почувствовала ничего, кроме безудержного желания объединиться с ним, чтобы помочь подруге. Кажется, я только что преодолела первое препятствие для выполнения своего обещания стать лучше.
Солнце давно уже село, и мои часы – а также мой желудок – говорят, что уже поздно.
