—Кхы-кхы-кхы, вор — ворует, фраер — пашет…
—Ты идешь?— вырвал меня из оцепенения казенный голос инспектора.
Морок исчез. Камера была прежней. На меня с некоторым недоумением смотрели три пары глаз моих бывших сокамерников: одна цепкая, одна хитрая и одна потерянная…
Меня опять привезли к следователю. Сегодня он выглядел чуть лучше. Почти что так, как позавчера. Был чуть менее самоуверенным, чуть более человечным. Адвоката не было. Конвойного сразу же отпустили. Мы остались вдвоем.
—В общем, так, Илья Александрович,— начал следователь,— прямых доказательств, уличающих Вас в совершении убийства гражданки Мироновой Екатерины Владимировны нет…
—Конечно, я ведь ее не убивал,— вырвалось от облегчения у меня.
Следователь, сощурившись, посмотрел на меня долгим взглядом, потом вздохнул и продолжил:
—Поэтому сохранить за Вами статус подозреваемого и избрать в отношении Вас меру пресечения мы не можем. Но это не значит, что все подозрения с Вас сняты. Во всей этой истории остается еще много неясностей. Поэтому прошу Вас в ближайший месяц по возможности не уезжать из города и являться по первому же моему вызову. Ясно?
—Значит, я свободен? На подписке?
Следователь вновь посмотрел на меня, как будто оценивая, насколько я искренен и ответил:
—Да, после подписания кое-каких бумаг Вы можете идти домой. По делу теперь Вы проходите как свидетель. По крайней мере, пока. И нет, в отношении Вас не избрана подписка о невыезде. Это моя убедительная просьба — никуда не уезжать. Вы же хотите помочь следствию?
—Ну да, разумеется…
—Ну и хорошо. Если у Вас вдруг появится какая-нибудь информация, немедленно звоните.
С этими словами он протянул мне визитку, потом вытащил из сейфа мои вещи: документы, телефон, ключи от квартиры, золотые червонцы — и все это выложил передо мной. Дал мне подписать кое-какие бумаги. В том числе расписку о получении ранее изъятых у меня вещей. И сказал, что я свободен.
И это все? Я вышел из кабинета в легкой растерянности. С чувством чего-то неоконченного в одиночестве спустился вниз по лестнице и вышел на улицу. А что я хотел? Каких-то извинений? Какой-то радости?..
Свобода показалась мне чересчур реалистичной. Воздух слишком свежий, мороз колючий, снег белый, а свет яркий. И уж очень обыденной. Два часа назад я сидел в камере с махровыми зеками. А теперь, как бы между делом, оказываюсь на свободе с ненавязчивой просьбой никуда не уезжать из города. По возможности.
Я осмотрелся, сориентировался на местности и побрел в сторону дома. Пешком. По моим расчетам это должно было занять не больше получаса. Думать ни о чем не хотелось. За последние два дня меня как будто вычерпали до дна. Я вдруг осознал, что родных людей, тех, кому на меня действительно не наплевать, тех, кто, скажем, будет навещать меня в больнице, если я туда загремлю с каким-нибудь страшным диагнозом всего-то раз-два и обчелся. Родители мои. Может быть, брат и сестра. И Катя! Я должен сделать все возможное и невозможное, чтобы её найти!
От таких мыслей мне стало невыносимо грустно. Захотелось позвонить маме. Почему я звоню ей так редко? Я достал свой сотовый. У него еще осталась зарядка. Я просил, чтобы о моем задержании никого не извещали, поэтому был уверен, что она ничего о моих приключениях не знает.
—Ты что, совсем совесть потерял?— услышал я в трубке возмущенный родительский голос,— Где ты был все эти дни? Даже с Рождеством не поздравил!
—Привет, мама, у меня тут были кое-какие проблемы…
—Что случилось, у тебя все в порядке? Как здоровье?— мамин голос внезапно стал встревоженным.
—Всё хорошо. Жив-здоров. Захотелось тебя услышать…
—Не пугай мать! Что случилось? Как Катя?
—Мы расстались…
—Ой, слушай, может, ты приедешь? Навестишь?
—Нет, мам, пока не могу. Есть кое-какие дела…
—Ты ничего такого не натворил?
—Ты о чем? Нет, конечно! Все нормально, успокойся. Просто соскучился, выдалась свободная минутка. Вот я и позвонил.
Мне удалось немного совладать с маминым напором. Главное, что она, похоже, ничего не знает. Мы перекинулись еще парой слов. Я уже дошел до своего дома, как увидел во дворе Малаша.
—Ну, все, мам, пока! Не могу говорить, дела!— сказал я в трубку и отключил связь.
—Доброе утро, Илья,— бодро поприветствовал меня оперуполномоченный.
—Здравствуйте,— сказал я в некоторой растерянности.
—Ну что, наслаждаешься свободой, дышишь свежим воздухом?
—Ну да,— ответил я, чувствуя, что во мне начинает расти раздражение.
—Погода сегодня отличная!— согласился Малаш, разведя руки в стороны и глубоко вздохнув.— Только все равно в твоих показаниях не все сходится. Может, пока гулял, все-таки что-то вспомнил?
—Все, что знал, я рассказал следователю,— сухо ответил я.
—Это понятно,— улыбаясь, кивнул Малаш,— но вдруг что-то еще в памяти всплыло? Может, вспомнил, где дом с бомжами точно находится?
—Мне нечего добавить!
—Ладно-ладно,— примирительно воскликнул опер,— ты, главное успокойся, отдохни. А, если вдруг появится какая-нибудь информация, сразу звони мне! В любое время суток!
С этими словами Малаш протянул мне свою визитку, после чего, сунув руки в карманы, пошел к выходу со двора.
Ну вот. Теперь у меня полные карманы визиток. И все прямо хотят, чтобы я им позвонил. На двери моего дома висел приклеенный лист бумаги с печатью следственного отдела. Я со злостью оторвал его. На косяке и двери остались следы от клея с кусочками бумаги. Ну вот, подумал я, теперь еще отмывать придется.
Я отпер дверь и зашел внутрь дома. Сразу же с лестницы ощутил, что что-то изменилось. Не понятно что. Я поднялся по лестнице, отпер квартиру и тут понял. Атмосфера дома. Такое чувство, что дом стал чужим. Я открыл дверь в квартиру и сразу понял почему. Его почти что изнасиловали. Пришли тут в своих сапогах, не разуваясь, наследили, все облазили без спроса, повытаскивали все, раскидали. Разрешение суда, видите ли, у них. Оставили после себя бардак, испачкали все вокруг какой-то сажей и ушли! Как ни в чем не бывало. Точно также и со мной поступили… Даже не извинились!
Нет, это, конечно, понятно, что работа такая у людей, что без этого никак, но…
Я уперся головой в стену и ласково постучал по ней ладонью. Мол, ничего-ничего, все пройдет, всё будет хорошо. Это у меня просто нервы. От бессилия, от отсутствия понимания, что делать. Надо взять себя в руки.
Я разделся, прошел в зал. Думал меньше секунды и вытащил с полки пластинку Аквариума. Радио Африка. Не знаю, почему именно её, почувствовал какое-то общее настроение с ней. Какую-то надежду. Звуки чудной лиры.
Выкрутил ручку громкости посильнее и принялся за дело. В первую очередь — в душ!
