А если не думать о тигре? Ну, понюхал следы и ушел. А если думать о том, куда идем и как скоро выйдем к людям? А может, охотники какие встретятся. Ведь они с Катькой идут к городу. И куда идти в городе? В милицию? А если милиция не разберется и решит, что папа предатель, что он заодно с врагами? Они же не знают, что папа не согласился помогать врагам. Нельзя в милицию, нужно найти папу, и он скажет, что делать. Да, так правильно, решил мальчик. Надо идти домой, ведь папа все равно рано или поздно придет домой за ними. А враги потеряли их с Катькой в тайге. Они же не подумают, что дети выбрались и вернулись домой. Точно, они не станут нас искать дома! А дома тепло, дома можно вскипятить воду и заварить чай. А еще я буду украдкой через окно выбираться на улицу и ходить в магазин.
Неожиданно стал подниматься ветер. Катька начала хныкать, жаловаться, что устала. Сенька хмурился и тащил сестру за руку, уговаривая, что чем быстрее они пойдут, тем раньше доберутся до дома, до тепла. А дома есть варенье. Уговоров хватило ненадолго, всего на полчаса. А потом девочка наотрез отказалась идти и сказала, что упадет прямо здесь и умрет. Ну что с ней делать, хмурился Сенька. Совсем раскапризничалась. Маленькая она еще. И от ветра не спрятаться, и костер сейчас не разведешь. Вон как метет.
И вдруг вспомнилось, как дед рассказывал о том, как можно спастись в пургу. Вон какие есть большие ели, у которых лапы аж не земле лежат, а под ними и снега даже нет, и от ветра они закрывают, и снег наметает на них, и ты оказываешься как в шатре. Усадив сестру на поваленный ствол дерева, Сенька быстро наломал лапника и затащил под раскидистую ель. Он позвал Катьку, и та с радостью поспешила к нему… «Как в домике»,— засмеялась она. Они снова улеглись. Сенька снова прижал сестру к груди и повернулся спиной к ветру, хотя под еловые лапы совсем уже и не задувало. Снег иногда сыпался сверху, но его становилось все меньше и меньше. Внутри было тихо и спокойно, как в берлоге у медведя, подумал Сенька.
Мальчик не заметил, как и сам задремал. Катюха сопела рядом, спрятав кулачки под пальтишко и поджав ноги в валенках. В полудреме в голове мелькали самые разные картины и образы. Снился и медведь в берлоге, и снежная горка, с которой так здорово кататься на санках, а то и на школьном портфеле. Вспомнилась и мама, и как она ласково гладила по голове маленького мальчика. Потом мама превратилась в доброго медведя. Она почему-то и пахла медведем. Или чем-то неприятным, вонючим, как шкура.
Сенька открыл глаза и замер. Рядом была голова тигра. Огромная голова и большущая пасть, по краям он даже видел клыки под жесткими усами. Тигр нюхал детей, просунув голову между еловыми лапами, и тихо пофыркивал. Страх парализовал мальчика. Он даже не мог пошевелиться. Тигр замер, уставился своими желтыми страшными глазами на мальчика, а потом мягко лизнул большим мокрым языком его лицо. Сенька не дышал и тихо про себя просил Катьку не просыпаться. Только бы не проснулась, только бы не завизжала. Тигр еще понюхал детей, фыркнул, и его голова исчезла.
Сенька лежал и слушал, как удаляются тяжелые шаги большущего зверя. Потом он судорожно выдохнул и вытер рукавом лицо. Хотелось разбудить сестру и сразу уходить отсюда, бежать, спотыкаться, падать, ползти, но только уходить подальше отсюда. Но подняться он не мог. Сердце готово было совсем остановиться в груди от пережитого ужаса. Сенька полежал еще немного, старясь дышать полной грудью. Потом зашевелилась Катя.
—Сеня, я замерзла…— невнятно проговорила сестра.— Домой хочу…
И они пошли. Катька выбилась из сил. Она то принималась хныкать и плакать, то дулась на брата, обещая нажаловаться папе, но тем не менее они шли.
А потом когда они вышли на опушку, то увидели внизу под небольшим обрывом дорогу. Обычная укатанная колесами зимняя дорога. И сразу кончились все силы, какие только оставались. Не пойдем больше, сказал Сенька сам себе. Будем сидеть и жечь костер. Еды немного есть, вот и будем сидеть. День, два, но машина хоть какая-то должна же проехать. Или телега.
Спустив Катьку вниз, Сеня перешел дорогу и стал ломать лапник. Он нашел хорошее углубление в почти отвесной стенке возле дороги, куда на лапник усадил сестру. Здесь не будет ветра, все тепло не будет уходить в лес, а будет отражаться от стенки за ее спиной. Потом он ходил и ходил, собирая дрова, и натаскал их большую кучу, боясь, что устанет так, что сил больше не будет их собирать. А потом они сидели у костра, и ели тушенку, и пили горячий чай из натопленного снега. И Катька опять раскисла и улеглась на лапнике, а Сеня сидел и подбрасывал в огонь веточки. Костер должен гореть и отпугивать хищников и должен быть виден шоферам, которые поедут здесь. Они сидели всю ночь. Сенька засыпал, просыпался и снова бросал веточки в огонь. Дров становилось все меньше. До утра их точно не хватит, и, значит, придется идти в лес через дорогу, снова собирать ветки, ломать их и тащить к костру. Идти в темный страшный лес, где водятся большие тигры, ему совсем не хотелось, и он подбрасывал дрова понемножку, чтобы дров хватило до рассвета. А потом Сенька уснул…
Ему ничего не снилось, просто было очень тревожно и холодно. А потом его стал звать папа. Он кричал ему и бибикал автомобильным сигналом. Би-би-и-и, би-би-и-и. А затем папа стал трясти Сеньку за плечи, и звать его, и спрашивать, как Сеньку зовут и как он сюда попал.
—Эй, мальцы!— Пожилой шофер с большими густыми усами, пропахшими куревом, трепал Сеньку по плечу.— Вы как же здесь оказались? А ну-ка, просыпайтесь, замерзнете же!
Сенька с трудом разлепил глаза и уставился на мужчину. Он никак не мог отойти от сна, в котором был дом, тепло, были отец и мама. Он пытался разлепить рот, но ничего сказать не получалось. Мальчик только мычал. Растормошив ребят, водитель набросал веток в костер и быстро разогрел кружку воды. Она усадил детей в кабину машины, достал из-за спинки шерстяное одеяло, укутал их и заставил пить горячую воду. В кабине «полуторки» тепло не бывает, особенно во время движения. Но одеяло, которое шофер держал в кабине на случай поломки за городом, согревало. И горячая вода тоже. И когда дети согрелись и Сенька рассказал свою историю, правда скрыв ту часть, где фигурировали диверсанты и работа его отца, мужчина повез их в город, качая головой. Надо же, какие мальцы бесстрашные. Отправились в тайгу сами, по деду-леснику соскучились. Вот родители с работы придут, они им всыпят. Хотя лучше уж родителям и не знать, что приключилось с детьми и что могло бы еще приключиться. Ведь померзли бы совсем.
—Ну, отогрелись, что ли?— спросил шофер, улыбаясь в свои большие усы.
Он остановил машину на улице неподалеку от дома, на который указали дети. В ночи горели только два уличных фонаря, покачиваясь и гоняя тени по заснеженному двору.
—Ну, бегите,— протянул он свою твердую мозолистую руку Сеньке как взрослому.— Только уговор, страсти всякие про тайгу родителям не рассказывать! И в лес одним не соваться! Хорошо?
—Хорошо,— с солидным видом кивнул Сенька, довольный тем, что ему удалось сохранить в тайне историю про диверсантов.
Дядька был хороший, добрый, но военную тайну ему рассказывать нельзя. Он спрыгнул на снег, помог выбраться из машины сестре и, взяв ее за руку, повел к дому, пряча лицо от холодного ветра, задувавшего во дворе между домами. На душе стало спокойнее, все позади, и они дома. Осталось только дождаться папу и все ему рассказать. И папа обязательно придумает, что делать и как дальше быть. Сенька шел, гордясь собой. Им с сестрой осталось обойти угол соседнего дома, где чернел подвальный люк продовольственного магазина, но тут из темноты появился милиционер в форме и с ремнями.
