Прислушиваюсь к шуму в холле. Голоса становятся все тише, а потом и вовсе умолкают. Видимо, Ева пошла укладывать сына спать.
Поднимаюсь и решительно направляюсь к двери. Приоткрываю ее, впуская в кабинет слабые отголоски милых разговоров матери с сыном. Так лучше, чем сидеть в полной тишине.
Дожидаюсь, пока Ева расскажет Владику сказку на ночь. А после – еще одну. И еще. Едва не засыпаю сам прямо в кресле. Но спохватываюсь, как только в их комнате становится тихо.
Малыш уснул...
Надеюсь перехватить Еву в холле. Она наверняка воспользуется моментом, чтобы привести в порядок кухню и убраться. Чересчур чистоплотная, аккуратная и… немного зашуганная. Будто ждет, что я выгоню ее из дома за невымытую тарелку.
Надо бы оговорить основные моменты нашего существования под одной крышей. Чтобы Ева перестала меня бояться. Хотя после нашего поцелуя все только усложнилось…
С трудом подавляю ухмылку, когда сталкиваюсь с Евой чуть ли не нос к носу. Предсказуемая. Спешит привести в порядок мой дом. Собирает игрушки Владика в гостиной, но, заметив меня, выпрямляется по струнке и забывает, как дышать. Выпускает из рук плюшевого медведя, и он летит в детский кабриолет. А она даже не смотрит в ту сторону. Вместо этого не сводит с меня глаз. Смотрит удивленно, с подозрением. Отшатывается, когда я приближаюсь почти вплотную.
– Ева, мы недоговорили, – обхватываю теплую ладонь, крепко сжимая. И пока Ева растерянно гипнотизирует место сплетения наших рук, я веду ее на кухню. – Мне кажется, нам есть что обсудить.
Глава 34
Ева
– А-а, куда мы? – растерянно лепечу я, когда огромный медведь, прорычав что-то, накрывает мою ладонь мощной лапой. Несмотря на габариты, держит меня бережно, ведет за собой аккуратно. Не спешит и не делает резких движений, не дергает. Но его мрачной, подчиняющей энергетики хватает, чтобы мое тело, как безвольный тряпичный комок, поплелось следом, машинально перебирая ватными ногами.
Очнувшись на пороге кухни, я предпринимаю слабую попытку сопротивления. Стоит лишь мне упереться и проскользить в смешных махровых носках по полу, как Тимур тут же останавливается. Оборачивается, и я читаю в его взгляде непривычное замешательство и едва уловимую тень волнения.
– Ева, я не хочу, чтобы вы меня боялись, – отвечает так осторожно, будто любое оброненное им слово, как острый кинжал, способно ранить меня.
Свободной от его плена рукой касаюсь шероховатой, напряженной лапы. Пальцами невесомо провожу по тыльной стороне ладони. Впиваюсь, чтобы разжать капкан и освободиться. Но что-то меня останавливает.
Не понимаю, что изменилось, поэтому опускаю взгляд. Бесцеремонно рассматриваю безымянный палец, на котором больше нет кольца. У меня нет мыслей, почему Тимур вдруг снял обручалку, которую носил в память о жене. И я не хочу связывать его порыв с нашим поцелуем. Я вообще не могу вспоминать об этом – мгновенно воспламеняюсь, а в солнечном сплетении разгорается пожар, который не потушить. Нельзя так реагировать на босса. Неправильно все между нами. Не должно быть ничего. Исключительно рабочие отношения.
И уж точно трагическое прошлое этого сурового мужчины совершенно меня не касается, но в данный момент… я выдыхаю, ощущая, как камень падает с груди. И находиться рядом с Тимуром становится легче. Словно между нами пала невидимая преграда.
– Я и не боюсь, Тимур Викторович, – с непонятным сожалением смотрю на его разжатую ладонь. – Просто вы появились так неожиданно, что я не успела сориентироваться.
Обхватываю себя руками, потирая плечи. Казалось бы, желанная свобода, но она не принесла удовлетворения. Наоборот, вернула ощущение ненужности.
Посылаю Вулканову мягкую улыбку. Без намека на кокетство. Скорее, дружескую. Но когда уголки его губ чуть заметно приподнимаются в ответ, я вспоминаю наш поцелуй. Причем настолько четко и явственно, в малейших деталях, будто он не прервался. А мы все еще там, в кабинете.
Отгоняю от себя неуместные, предательские мысли и захожу в кухню. Собираюсь занять себя уборкой, лишь бы избежать зрительного контакта с Тимуром. Любого контакта. Он обезоруживает меня, заставляет поддаваться эмоциям, вынуждает открываться и доверять. А это непозволительная роскошь для меня сейчас.
– Сегодня был тяжелый день, – сквозь звон стекла пробивается хриплый голос. – И я прошу прощения за Константина. Он человек резкий, – тяжелые шаги доносятся за спиной, и я становлюсь вполоборота. – Если пообещал разобраться беспристрастно, значит, выполнит. Меня он еще ни разу не подводил.
– Но я ему явно не понравилась, – хмыкаю с горечью. – И он мне не верит, – рваный вздох застревает в горле, когда я вижу в руках Тимура… бутылку белого вина.
Приоткрываю рот и тут же захлопываю, напряженно покусывая губы. Что происходит? Молча слежу, как он пробегает глазами по этикетке, закрывает верхний шкафчик, откуда вытащил «добычу», и идет за бокалами. Но берет только один.
– Достаточно того, что вам верю я, – убедительно отрезает Вулканов.
Он не впервые произносит это. И после оскорблений Игоря обычная фраза Вулканова действует на меня, как спасительный бальзам. Теплом разливается внутри, сладостью течет по венам, затягивает раны и ссадины, нанесенные бывшим мужем.
И я чуть не растекаюсь в искренней улыбке, но тут же подавляю ее. Изогнув бровь, киваю на бокал с вином, который Тимур придвигает ко мне. А сам отходит к плите и невозмутимо делает себе кофе.
– Вы напоить меня решили, Тимур Викторович? – провожу пальцем по стеклянному ободку, спускаюсь вдоль округлого бока, а потом отталкиваю бокал от себя. – Как-то не-джентльменски, – прищуриваюсь, но беззлобно.
Минутная растерянность Вулканова сменяется слабой улыбкой, которая прячется под небрежной бородкой.
– В таком меня точно еще не упрекали, – издает тихий смешок, но сразу возвращается к серьезному тону: – Мне кажется, вам не помешает. А я вообще не пью. Так что не ищите подвоха, Ева.
Про себя отмечаю, что мне нравится, когда Тимур произносит мое имя. Не знаю, почему, но мне кажется это важным. И в его устах оно звучит как-то по-особенному. Настолько, что я расслабляюсь.
– А это? – многозначительно кошусь на бутылку.
– Андрей «запасы» делает сам, вы же в курсе, – пожимает плечами. – Понадеемся на его вкус.
Усмехнувшись, смело иду к посудному шкафу, достаю второй бокал и наполняю его для Тимура. Ставлю перед его носом, ловлю обескураженный взгляд и смеюсь уже открыто.
– Вам тоже не помешает, Тимур Викторович. Я одна все это не осилю. Иначе придется вам потом лечить меня от алкоголизма, а женский – непобедим, говорят, – не скрывая улыбки, сажусь на высокий стул возле «барной стойки». Хмыкнув, босс устраивается рядом, облокотившись о столешницу и развернувшись ко мне.
Чувствую себя с ним так умиротворенно и свободно, как никогда ранее. Все, что было «до», вдруг нивелируется. И мы знакомимся заново.
