—Заходите,— сказал хозяин.
Вошла девушка с подносом. В кабинке вкусно запахло.
Хозяин написал «С наилучшими пожеланиями» и расписался на странице журнала со своей фотографией, а Кузя нарисовал сердечко.
Аверин на дух не переносил официальные визиты вежливости. Но положение обязывало. До награждения он должен был посетить огромное количество представителей столичной знати и выразить свое почтение. Даже к бабушкиному знакомцу, прочащему ему место в министерстве, и то пришлось зайти.
Вернувшись вечером от князя Кантемирова, Аверин с облегчением избавился от очередного выходного костюма, взял халат и направился в ванную.
—Вот, видишь. А ты говоришь, одежды много. Еще и не хватит. После награждения второй такой же тур.
—Когда награждение? Завтра?— спросил Кузя, помогая хозяину забраться в ванну.
—Да,— Аверин включил воду, смывая с себя ароматы духов, цветов, ароматических масел и благовоний. Увлечение Китаем в столице цвело буйным цветом.— Подай мне шампунь и сделай нормальный человеческий чай. А то меня уже тошнит. И подготовь церемониальное одеяние на завтра.
—Ага,— Кузя вручил ему шампунь и прикрыл дверь.
Аверин выбрался из ванны самостоятельно, опираясь на трость, и сразу направился в столовую. В гостинице, где они остановились, столовая была не очень большой, но зато с огромным окном, открывающим отличный вид на Иртыш. Река была покрыта льдом, но выглядела довольно внушительно.
Чай оказался комфортной температуры и крепости. Или Кузя научился чувствовать желания хозяина, или запомнил, какой именно чай он любит. Аверин вспомнил первый заваренный Кузей чифирь и улыбнулся. Так, надо проверить у дива задание. Тот должен был прочитать про основные реки Российской Империи.
—Кузя,— позвал он. Но див ничего не ответил.
—Кузя,— повторил Аверин и заволновался. Отставив чай, он взял трость и вышел в гостиную. И сразу увидел Кузю. Див разложил на диване завтрашний парадный костюм, по протоколу положенный кавалеру ордена Андрея Первозванного, и замер возле него, уставившись на вещи с таким восторгом, будто узрел самое прекрасное в своей жизни.
Нет, посмотреть и правда было на что. Изумрудно-зеленый бархатный плащ был подбит белой шелковой подкладкой, прилагающийся к нему воротник из серебряной парчи — украшен серебряными же шнурами с кистями. Сам старинного покроя камзол из белой парчи был обшит золотым позументом. В довершение ко всему этому великолепию прилагалась шляпа из черного бархата, с белыми и красными перьями и Андреевским крестом, сделанным из голубой шелковой ленты.
—Впечатляет?— сам Аверин смотрел на костюм с неподдельным ужасом.
—Ага…— Кузя, как завороженный, подошел к плащу и погладил бархат.
—Обалдеть… вы вот это всё завтра наденете?
—Именно. А тебе придется помочь мне со всей этой… красотой разобраться. Потому что я не очень понимаю, как вообще это носить.
Но Кузя не обращал на его слова никакого внимания.
—Вот бы вы каждый день так одевались,— восхищенно произнес он.
Аверин оглядел костюм.
—Штаны ужасно мятые после перевозки. Сходи за нашей горничной, пусть всё как следует отгладит. А потом расскажешь мне про реки.
—Ага,— согласился Кузя,— я вам расскажу про Амур. Он офигенный.
Аверин вернулся в столовую.
Через некоторое время появился Кузя. Он просунул голову в дверь и громким шепотом произнес:
—Гермес Аркадьевич… она это… плачет.
—Что значит «плачет»?— нахмурился Аверин.
—Ну, рыдает. Сидит в своей комнате, закрыла лицо руками и ревет.
—Ну отлично,— Аверин покачал головой,— а рыдать в нерабочее время она не может? Пойди и приведи ее сюда.
—А вдруг у нее что-то болит.
—Спроси. И если болит — пусть идет к врачу, а нам предоставят другую горничную.
Спустя пару минут Кузя снова вернулся:
—У нее ничего не болит. У нее просто случилась беда. Но она всё отгладит, не волнуйтесь. Уже пришла с утюгом. Так что? Мне рассказывать про Амур? Или вы не любите Китай?— див улыбнулся.
—Да… рассказывай…— рассеяно проговорил Аверин.
—Длина Амура от слияния рек Шилки и Аргуни составляет две тысячи восемьсот двадцать четыре километра. Главный российский город, стоящий на Амуре,— Хабаровск.
—Подожди,— Аверин остановил его и вышел в гостиную. Горничная, женщина примерно сорока лет, разложив возле стены гладильную доску, орудовала утюгом и громко всхлипывала.
—Так, стоп, это не работа. Поставь утюг и скажи, что у тебя случилось.
—Н-ничего, ваше сиятельство, всё в порядке,— ответила горничная, но утюг поставила.
Аверин строго на нее посмотрел:
—Я задал вопрос и хочу услышать на него ответ.
—Простите, ваше сиятельство, я больше не буду вас раздражать. Просто у меня дочка пропала. Понимаете? Но я…
—Что значит «пропала»?— Аверин сдвинул брови.— Сбежала? Сколько ей лет?
—Восемнадцать.
—Ясно. В полицию заявляла?
—Да… утром. Только не приняли заявление.
—По какой причине?
—Понимаете, какое дело… ой, да что же это я вас отвлекаю…
—Как тебя зовут?
—Ирина…
—Послушай, Ирина. Сядь вот на этот стул, прекрати реветь и расскажи толком, что случилось. А я уже буду решать, отвлекаешь ты меня или нет.
Он сел на диван. Стоять по-прежнему было довольно тяжело.
—Хорошо,— начала она.— Моя дочка, Света, летом поехала в Петербург поступать в театральный. Мы с мужем накопили денег. Она поступила, училась, жила в общежитии и звонила каждый день. И вот сейчас она собиралась приехать на рождественские каникулы…
Женщина не удержалась и снова заплакала. Но тут же взяла себя в руки.
—Простите. Она позвонила перед отъездом, сказала, что едет на вокзал. Вчера днем должна была быть дома. Я прихожу вечером — ее нет. Ну, решила, к подружкам пошла. Но и ночью она не появилась и утром. Я и пошла в полицию. Мне там сказали, мол, загуляла ваша дочка на радостях. Или к парню своему побежала. А какой у нее парень? Ей восемнадцать всего.
Этого Аверин комментировать не стал. Его первой девушке на момент их романа в Академии едва исполнилось шестнадцать. Но она уже была объектом воздыханий не только всего своего факультета чародеев, но и половины колдунов.
—Так что же? Она так и не появилась?
—Нет,— женщина всхлипнула,— я звонила вот недавно как раз. Нету ее дома. И подружки ничего не знают — муж им весь день названивает.
—А больницы? Обзванивали? Зима на улице, она упасть могла.
