Толкнув дверь, я быстро шарю по стене в поисках выключателя.
—Чувствуешь, еще деревом немного пахнет? Это паркетная доска…
Понятия не имею, для чего я продолжаю нести всю эту незначительную чушь. Мы уже внутри, все, хватит.
Вместо ответа Адиль ловит меня за талию и, развернув к себе, сдирает с моих плеч пуховик. Я впиваюсь в него губами, параллельно предпринимая попытку его раздеть. Но мои руки слишком торопливые, слишком неловкие, и в итоге Адиль скидывает куртку сам.
Задохнувшись от нового всплеска возбуждения, я прижимаюсь к нему всем телом: губами, грудью, бедрами. Дверь закрыта, в квартире никого нет, я — его космос. Больше нет ни единой причины, чтобы сдерживаться.
—Подожди…— смущенно бормочу я, когда обе его ладони ныряют под резинку моих пижамных штанов, миновав белье.— Я еще душ не принимала.
—Похуй.
Я конечно ничего не решаю. Пальцы Адиля во мне: исследуют, расширяют, двигаются.
Неужели так бывает, что спустя столько времени я помню, как это — не стесняться его. И даже мат не раздражает, а наоборот кажется уместным, и что уж скрывать — брутально-сексуальным. Сложно представить Диму, матерящимся во время секса. Я бы скорее испытала удивление и недоумение.
—Спальня там,— я неопределенно машу себе за голову и, захлебнувшись в новом поцелуе, торопливо нащупываю молнию на джинсах Адиля.
Плевать на самом деле на спальню. Сейчас мне не нужен комфорт и мягкие простыни. Правильнее будет заняться сексом именно здесь. Этот ужасный день вылился в то, чего я совершенно не ожидала… Так и пусть и дальше все происходит спонтанно и без условностей. Не хочу ничего портить.
Но Адиль все правильно понимает и, будто не услышав моего предложения, дергает мои штаны вниз. Сейчас я даже готова похвалить себя за такую неряшливость… Пижама — это не юбка конечно, которую можно легко задрать, но, по крайней мере, не тугие джинсы.
Наш поцелуй, начавшийся в момента, как дверь захлопнулась, впервые разрывается: это Адиль, с шумом вздохнув, запрокидывает голову. Причиной этому — моя рука, высвободившая его член, и теперь беспрепятственно его трогающая. Адиль всегда был довольно сдержан в проявлении ответной реакции на ласки, но сейчас даже он немного потерял контроль. Дергает ртом и жмурит глаза. В моей ладони столько смазки, что она без труда скользит.
Но лидерствовать мне он позволяет недолго — никогда не позволял,— и рывком развернув к стене, прижимается ко мне сзади. Его джинсы с шорохом падают на пол, к моим штанам, влажный напряженный член касается ягодиц.
В ожидании нашего слияния я зажмуриваюсь. Поза меня не смущает. В моей прихожей, где из мебели есть только шкаф-купе, другую сложно представить.
—Скажи еще раз,— шепотом прошу я, когда дыхание Адиля оказывается совсем рядом.
—Что сказать?
—Что я космос.
Его проникновение настойчивое, глубокое, жадное. До мокрых ресниц, до вскрика, до дрогнувших коленей.
—Скажи!— хрипло требую я, впившись ногтями в его руку, сжимающую мою талию.
—Сказал же…— отвечает он, разворачивая меня за подбородок, чтобы коснуться губ.— Ты самый настоящий космос.
Это вообще нормально — заниматься сексом у стены и при этом улыбаться как дура? Громко вскрикивать, кривя лицо в приступе наслаждения, царапать ногтями стену и улыбаться снова? Просто сейчас мне так хорошо… Будто я нашла одно единственное ненормальное место в этом скучном нормальном мире.
И как же мне всего этого не хватало. Его молчания, в котором есть больше смысла, чем в чьей-то бесперебойной болтовне, его прикосновений на грани грубости, его несдержанного дыхания и этих толчков, как забирающих так и отдающих.
И мы должны обязательно продолжить в спальне: я хочу видеть его тело. Изучить каждую его татуировку, потрогать каждый сантиметр его кожи — руками и ртом. А потом лежать в обнимку, разговаривать или молчать — неважно. Прошлое негаданно ворвалось в мою жизнь, и жить в нем мне хочется гораздо больше, чем в настоящем.
Глава 36
—А эта у тебя откуда?— шепотом спрашиваю я, проводя пальцем по татуировке в виде алмаза на плече Адиля. Улыбаюсь выступившим на его коже мурашкам — вернее, напоминанию о том, что тактильность ему не чужда.
—Просто решил набить,— немного хрипловато отвечает он, глядя в потолок.
Я приподнимаюсь на локте и нависаю над ним, вынуждая на себя посмотреть.
—Тебя как не послушать — все в твоей жизни происходит случайно: и успехи в покере, и покупка криптовалюты и даже выбор татуировки. Я же знаю, что это не так. Алмаз наверняка что-то символизирует.
Взгляд Адиля задевает мою голую грудь, а рука, лежащая вдоль тела, тянется к паху. Я машинально прослеживаю это движение и испытываю самодовольное ликование. Мы совсем недавно закончили, а он снова меня хочет.
—Говорят, что приносит счастье.
—И все?— с показной подозрительностью щурюсь я.— Сейчас посмотрим в интернете.
Отвернувшись, тянусь за своим стареньким мобильным, лежащим на тумбочке.Как можно изящнее, старательно выгибая спину. Хочу, чтобы Адиль на меня смотрел. Хочу, чтобы до деталей восстановил в памяти мое тело, так же как я — его. Он стал крепче, руки выглядят сильнее и татуировок на его груди гораздо больше, чем я себе представляла. На ком-то такое изобилие узоров показалось бы мне отталкивающим, но не нам нем. По какой-то причине в Адиле я все безоговорочно принимаю.
—Так, посмотрим,— тоном заправской учительницы выговариваю я, вновь падая с ним рядом и принимаясь стучать по клавишам.— Алмаз… Символизирует отсутствие страха, твердость сердца, жесткость решений и неподкупность….
Поиграв бровями, я разворачиваю следующую ссылку.
—В древности алмаз считался символом света и жизни, стойкости в любви и страданиях, открытости и чистоты помыслов… Смотрим дальше…Древние персы считали, что если долго смотреть на камень, то избавишься от ярости и раздражительности, от мрачных мыслей и тоски. Игра света внутри алмаза способна поднять настроение и настроить на позитивный лад.
—Хватит уже,— беззлобно ворчит Адиль, выхватывая у меня телефон.— Или ты каждую мою татуху гуглить собралась?
Закусив губу, я улыбаюсь, потому что теперь его лицо находится прямо надо мной, а затвердевший пах прижимается к бедру. Не потому что хочу заняться сексом, а просто потому что он так близко. Сейчас мне хочется с ним говорить. Говорить для нас — это важно. В прошлом мы делали это нечасто, даже если я и считала по-другому. Разговаривать и сыпать обвинениями, заставляя второго обороняться — это оказывается далеко не диалог.
—Может быть и погуглю каждую,— подначиваю, глядя ему в глаза.— А ты против?
Взгляд Адиля исследует мои губы, шею, спускается к соскам. Мне кажется, он и сам не замечает, как меня рассматривает.
