В левой половине груди пронзительно ноет. Он ведь такой родной мне. Добрый, честный, правильный, нежный. Абсолютно нормальный человек с абсолютно здоровыми желаниями и с единственным минусом в виде ревности.Самое обидное, что ревновалДима не зря. Я столько раз злилась на него за это и крутила пальцем у виска, а в итоге взяла и изменила.
Разве он заслужил жить с той, кто каждый день утаивает от него правду? А я? Стоит ли измена того, чтобы каждый день мучиться? Признаю, я эгоистка. Не справляюсь с тем, что совершила, и потому хочу разделить свою ношу с Димой.
—Нам надо поговорить.
В глазах Димы мелькает растерянность, но он продолжает удерживать на лице выражение отчужденности. Быть таким, как Адиль, у него никогда не выйдет. ПростоДима другой: не поломанный детством, не раненый, а открытый, не видящий нужды прятать эмоции.
—Давай поговорим.—Он показывает в сторону кухни:— Там… или где?
Внезапно хочется броситься ему на шею и обнять. Кажется, что после этогоДима точно поймет и простит, ведь по-другому и быть не может. Мы же так хорошо друг друга знаем: я — его, он — меня. Да, мой характер не сахар: местами педантичный, часто — язвительный, но я ведь совсем не плохой человек. И никогда, никогда не хотела причинятьДиме боль. И обманывать тоже не хотела. Всему виной моя генетическая поломка и врожденный навык все портить, передавшиеся по наследству от отца. Может быть, мама права: некоторые люди просто не способны быть счастливыми.
—Давай на кухню пойдем.
Дима слегка кивает в знак согласия и разворачивается. Он точно отжимался, потому что снял футболку. У него красивая кожа: гладкая, чистая, какая бывает только у очень здоровых людей. Никаких татуировок, за которыми необходимо прятать шрамы от бутылочных осколков и пряжки отцовского ремня. Я не хочу делать ему больно. Дима ведь понятия не имел, что связался не с той.С виду я такая же, как он. Отчасти поэтому и хочу всё рассказать. Чтобы оставить себе шанс стать нормальной.
Дима нервничает.Слишком резко разворачивается, когда мы заходим на кухню, слишком вызывающе скрещивает на груди руки: мол, говори быстрее, в чем дело. На деле — ждет и готовится защищаться.
Я больше не нервничаю. Я в ужасе. Паника, атаковавшая недавно, в сравнении с этим ничто. Я ведь собираюсь разлиновать две жизни на «до» и «после». Велика вероятность, что человек, стоящий напротив, никогда меня за это не простит.
Как по щелчку, перед глазами плывут воспоминания о самых теплых моментах, что у нас были. Мы сидим в кинотеатре и держимся за руки: между нами ведро попкорна — сладкого, потому что я люблю именно сладкий. Это Дима любит соленый. Мой день рождения. Дима вручает мне охапку роз — штук сто, не меньше. Специально с утра приехал в дом мамы и Олега. Я в пижаме, растрепанная и улыбаюсь как дура. Приятно очень. И мама из-за плеча охает:«Ой-ой, какой большой букет[N8]».
Вдруг снова посещает шальная мысль, что не может у нас так все закончиться. Дима ведь знает меня, знает, что я не плохая. Не такая хорошая, как он, но разве это преступление?
—Даш, говори уже,— не выдерживает он, расцепляя руки. Не может долго играть в закрытость.
Я вдавливаю ступни в пол, вытягиваюсь струной. В голове звучит голос невидимого суфлера:«Я тебе изменила».И следом второй: «Молчи, дура. Это твой груз, вот и тащи его одна».
—Я тебе изменила,— не своим голосом говорю я, замерев взглядом наДимином лице.— Не могу больше это скрывать. Слишком измучилась.
Очень жаль, что Дима не покерист. Да, он не Адиль, которому нет равных в блефе. На его лице шок, боль, неверие, мертвенная бледность — все то, что я так боялась увидеть.
Сердце колотится.Бух-бух-бух. Вибрация от его ударов передается в руки — они мелко дрожат. И что дальше? Что вообще в таких случаях говорят? Просят прощения? Обещают, что ни-ни, больше никогда? Разве это не мелко — говорить «Извини»? Будто ты тарелку разбил или словом обидел ненароком.
—С кем?— звучит растерянное в тишине.
Я сглатываю. С кем? Какая разница? Я изменила. Это главный факт.
—Неважно.Это была ошибка, о которой я очень сильно сожалею.Так измучилась — если бы ты только знал. Жить нормально не могу. Я хотела утаить… Думала, все забуду и тебе знать ни к чему…Потому что это действительно ошибка. Но твои слова о детях стали последней каплей… Не могу тебя обманывать… Ты не заслуживаешь…
Остекленевший взгляд Димы отмирает, начиная метаться по полу. Кажется, первый шок прошел, и теперьДима пытается сопоставить факты.
—С кем?— уже тверже повторяет он, поднимая глаза на меня.
Краски постепенно возвращаются на его лицо, правда слишком интенсивно, потому что оно багровеет.
—Это на самом деле неважно…
—Блядь, это важно!
От резкого вскрика я невольно зажмуриваюсь. Привычка из детства.
Зрачки Димы угрожающе расширены, голая грудь часто вздымается.
—Это гондон этот, да? Блядь…— Он делает быстрый шаг ко мне, будто желая вытрясти ответ.— Отвечай, это он?
Я мотаю головой. Не для того, чтобы отрицать, а просто… Защитная реакция.Только не трогай меня. Не кричи, пожалуйста. Я не скажу. Это неважно.
Катятся первые слезы.
—Это неважно,— повторяю шепотом.
—Блядь, Даш…— в голосе Димы прорываются отчаянные, почти истеричные ноты.— Не доводи меня, нахуй… Я же все равно узнаю… Ты с бывшим своим трахалась?!
Меня начинает трясти. Это потому, что я кожей чувствую его боль. Он кричит. Дима никогда не кричал.
—Дим, я не хотела делать тебе больно,— всхлипываю я, терзая ногтями предплечья.— Я бы хотела отмотать всё назад, но нет такой возможности…
Он замирает в метре от меня, на несколько секунд прижимает к глазам ладони, потом резко их отрывает. Взгляд покрасневший, сверкает гневом.
—Чего тебе не хватало, а? Слишком хорошо я к тебе относился? Слишком часто на руках носил? Чего. Тебе. Блядь. Не хватало?!
Дима снова кричит, только теперь от его крика не так больно. Потому что он пытается вылить на меня свою злость. Я готова ее принять. Во-первых, заслужила, а во-вторых, злость ранит не так, как страдания.
—Всего хватало.Я считаю, что ты лучший мужчина и мне очень с тобой повезло…
—Поэтому ты мне изменила?— Скривив лицо, Дима выплевывает издевательский смешок.— Надо было, как он, ноги об тебя вытирать? Или я матом недостаточно ругался и окружающих без повода не пиздил? Этого тебе не хватало? Чтобы я вел себя как конченый отморозок?
Я мотаю головой. Не могу ему возражать, да и нет у меня ответов на эти вопросы. Просто я ненормальная и люблю все портить. Такое у меня объяснение.
—А ты еще про ревность мне что-то говорила!— продолжаетДима свое гневное наступление.— Дураком пыталась выставить, про нездоровое чувство собственности заливала…
