—Тут пришло на вас такое отношение, по поводу алиментов сержанта Лапина. Кто теперь всем денежным заведует?— и вроде бы даже попытался протянуть документ Михалычу, чтобы вместе с ним, голова к голове, разобраться в финансовых хитросплетениях.
Расчет оправдался: механик прянул, как лошадь от волка, поднял ладони, все в несмываемых пятнах, точно сдаваясь:
—Ни-ни, товарищ участковый! Я до этого всего касательства не имею. Сходите, там наверняка уже товарищ Константинер приехал…
Акимов деловито спросил:
—Кто это?
Михалыч поперхнулся, но все-таки признал, что это командир.
—Вместо Иван Исаича, надо полагать, да и с кадрами, должно быть, поможет.— Михалыча заметно отпустило, он говорил уже спокойно, добродушно.— Мы тут не обустроились еще, да и не факт, что останемся. Жизнь строительская — нынче здесь, а завтра там.
—Понятно, а где этот товарищ Константинер?
—А вот туда идите, за бараком, будет такой дом почище, свежевыбеленный.
Товарищ полковник Константинер, быстрый, с острым птичьим носом и такого же рода глазами, был занят: споро наводил порядок на столе, заваленном папками.
—Слушаю вас, товарищ участковый,— не отрываясь, пригласил командир.
Излагая дело, Сергей с недостойной завистью глядел, как из-под его рук так и разлетаются, занимая надлежащие места на полках, разномастные папки. Только и мелькали перед глазами аккуратные подписи: «Гратиешты», «Минмясо БССР», «Белхладстрой», «Минугольпром, Золочевское», «Винзавод Тирасполь», «Западшахтстрой», «Львовуголь»…
Ощущалась не просто сноровка, но какая-то система, по которой полковник Константинер разбирался с бумагами, быстро и без задержек, что твоя машина.
—…таким образом, хотелось бы повидать Галину Ивановну, счетовода, или иного товарища, ответственного за начисление…
—Не в курсе я, товарищ,— с искренним сожалением, пусть и суховато, отозвался Константинер,— видите ли, вольнонаемных тут еще нет, используем собственный личный состав, что до финансов, то пока не назначен будет счетовод… Возможно, товарищ Кузнецов что помнит.
—Как же нам встретиться-то?— изображая нерешительность и колебания, протянул Акимов.
—Так он наверняка на работе, на текстильной фабрике. Подайтесь,— посоветовал полковник, как раз помещая на полку папку, на которой почему-то без затей, чернильным карандашом было написано «Гладкова».— Если не в городе, то там наверняка.
«Кто бы сомневался… «Гладкова», как запросто, по-семейному. Чего ж не сразу «Верка»?
—Спасибо, так и сделаю.— Акимов, откланявшись, отправился на фабрику, в сотый раз мысленно благодаря доброго Остапчука за формальный повод. Оно понятно, что сержант имел в виду себе жизнь облегчить, но все-таки заодно облегчил и Сергею задачу. Такая вот бумага и смекалка куда лучше, чем одна смекалка.
Глава 22
Акимову повезло: почти все — в том числе и Вера — были чрезвычайно заняты. Шло собрание. Сергей, почтительно сняв фуражку, пристроился за выступом стены, чтобы не светить свое присутствие, прислушался к горячим дискуссиям. Оглядел ассамблею: начальника отдела снабжения Кузнецова тут не было.
Говорили о том, что уже сделано: что с фабрики изгнано окончательно скрипучее «старье», которое так нервировало и без того задерганных работниц, тележки возят ровницу теперь на роликовых подшипниках. И что теперь, как появились увлажнители — «Откуда?!» — удивился Сергей,— обрывистость стала куда меньше, и, стало быть, сократились эти факты, которые тоже действовали на нервы.
«Успокоительного бы вам, да побольше, или замуж»,— думал он, оглядывая присутствующих.
И почему-то самой недовольной ему казалась именно Вера Вячеславовна. Возможно, он себе льстил или просто очень рад был ее видеть, соскучился, но лицо у нее, по-прежнему невыносимо красивое, казалось осунувшимся, бледным, похудевшим. Постукивая карандашом по столу и хмуря брови, она зло, без тени понимания, снисхождения, задавала краткие вопросы, суть которых сводилась к следующему: почему, если все так стало замечательно, до сих пор простои?
Оказывается, на фабрику приезжала делегация с комбината из другой области: походили, побеседовали, а потом и предложили соцдоговор на соревнование.
—Собрались, подписали, сфотографировались, а вы договор сам читали?— жестко спрашивала Вера Вячеславовна.— Нет, так я напомню: выполнить годовые задания не позже сентября и только первого сорта. Товарищи Маркова и Иванова, вы зачем на это согласились? Зачем, согласившись, потребовали себе по шестнадцать станков, если не справляетесь? К апрелю сулили выполнить полугодовое задание, дополнительно девять тысяч метров…
Девчонки, вчерашние школьницы, а ныне ударницы, Саша Маркова и Лена Иванова, дружно загалдели:
—И выполним!
—Износ, товарищ директор. Ведь бесперечь станки работали, а у них ресурс…
—Теперь вот рвется на машине ремень, сообщаешь помощнику мастера, а он ковыляет с этажа на этаж, ищет шорника.
—Так и получается…
Однако Вера была непреклонна:
—Телефоны вам, что ли, проводить?! Или мальчиков приставить для побегушек? Не берите повышенные обязательства, если не в состоянии осилить. Отдел труда! К вам вопрос: как считали?
«Ну, на этих напрыгивать смысла нет, сами кого хочешь того, задавят».
—Считали, как положено, товарищ директор, все акты обследования имеются. Хронометражисты подтверждают: товарищи Маркова и Иванова за одну смену способны совершать до полутора тысяч операций.
Пришла начальник отдела с документами, и каждый чих готова была подтвердить («Учись, товарищ Акимов»,— высек сам себя Сергей):
—Вот, извольте видеть, к примеру: Маркова ликвидирует обрыв основной нити за двадцать три секунды при норме сорок, Иванова меняет челнок за три и четыре десятых секунды при нормативе пять. Все просчитано. Готовы товарищи Маркова и Иванова обслуживать по двенадцать-шестнадцать станков при норме шесть…
«Пора сваливать»,— подумал Акимов и тихонько спросил у секретарши, чирикавшей в блокноте:
—Машенька, а где Кузнецов?
Та, не отрываясь от стенографирования, отозвалась:
—В цеху, Сергей Палыч.
—Чего это он в цеху, когда работники тут?
—Когда они в цеху, он тут. Товарищ Акимов, не отвлекайте!
Сергей прошел в цех. Там, само собой, работа продолжалась: ровный шум огромных машин, шорох тяжелых рулонов, на которые навивается ткань, красные флажки, которыми отмечены станки ударников. Станки большие, а люди маленькие, так что на первый взгляд никого и нет, происходит само по себе вечное движение.
И лишь присмотревшись, можно было разглядеть дирижеров этого процесса — девчат и женщин. Сосредоточенные, серьезные, они умудряются так вовремя подходить к станкам, как будто это они управляют временем и не они спешат поправить обрыв или, там, сменить початок, а машины послушно поджидают своих повелительниц.
