—Плоховато у тебя со зрительной памятью. А если так?
Рядом с фото на стол легло еще одно. Акимова передернуло — и одновременно осенило.
—Это из анатомички фото,— пояснил очевидное капитан,— похожи?
—Кто же это?
—На первом фото — Рудниченко Иван Исаич, уроженец Твери, неоднократно судимый. Мошенничество, подделка официальных документов, растраты, были данные, что во время войны сотрудничал с оккупантами, но, может, и навет. Гражданская профессия: резчик по дереву, замечу, высокого разряда, печати военной комендатуры из каблуков изготовлял и продавал на рынке.
Николай Николаевич постучал пальцем по второму фото:
—Это известный тебе уже в виде трупа, пока живой Павленко, Иван Исаевич, казначей увээр номер семь. Допустим, что бородавки могут быть одинаковыми у разных людей. Только ведь очень похожи пальцевые отпечатки, прямо сказать, до степени смешения.
Капитан вздохнул.
—Найди мне эту Галину Ивановну, только без шума.
Глава 21
Добрый Остапчук подкинул Сергею формальный повод для визита:
—Серега, тут пришло из Кишинева отношение, насчет товарища сержанта Лапина, приписанного к седьмому увээр. Должок у него по алиментам. Прихвати как раз.
Из бумаги следовало, что алименты от товарища сержанта Лапина Я.С. не перечисляются уже год, и начальник Кишиневского отдела милиции интересуется: то ли товарищ сержант есть злостный неплательщик алиментов, то ли имеет место головотяпство счетоводов-бухгалтеров. А на месте, дескать, уточнить не у кого.
Отличный повод.
Через полчаса Акимов уже стоял около закрытой двери военной части и запоздало соображал, что теперь ему делать и как попасть внутрь. Вход через помещение бывшей казармы, ныне школы, был заложен, дежурного и КПП не наблюдалось, демонстрировать удостоверение и повод формальный некому.
«Вот этим-то вся эта глупая беготня и заканчивается,— злился он,— торчишь тут, как слива, хоть через забор сигай, на потеху детворе. И Николаич тоже — давай, рысью марш-марш, нет чтобы трубочку взять да позвонить своему другу… пусть не другу, но выпивали-то вместе. А вот предъяви ему претензию — открестится: я тебе сказал Галину найти, а не куковать под воротами».
Сзади подергали за полу, девчоночий голосок спросил:
—Сергей Палыч, вы чего тут?
Он обернулся — Светка Приходько, довольная, сияющая, поедает мороженое при минус пятнадцати.
«Вымахала-то как, налилась грушей, вон какие щеки появились, прямо невеста».
—Здравствуй, Светланка. Горло заморозишь.
—Не-а, я помаленьку,— объяснила она, откусывая огромный кусок своим большим ртом, по-богатому.— Вам чего, туда, что ль, надо?
—Да вот…
—Щас скажу.— Она, махнув косой, помчалась в школу.
Акимов, смекнув, что пантомима эта означает «стой и жди», решил и в самом деле обождать и был вознагражден за терпение. Минут десяти не прошло, как по ту сторону двери зашуршали, со скрежетом сдвинулся засов, и показалась хорошо знакомая, хотя и непривычно чистая физиономия.
Яшка-Анчутка, увидев Акимова, обрадовался, но не так чтобы слишком сильно:
—О, Сергей Палыч.
—Я,— не стал противиться Акимов.
—Доброго здоровьичка, давно не виделись.
—Давненько. С тех пор как вы деру дали, с раскопок-то. Войти можно?
—А как иначе-то,— буркнул Анчутка, посторонившись и пропуская власть.
По правде говоря, на улице бы Сергей его вряд ли признал. Непросто было в этом ладном, подтянутом молодом товарище разглядеть одного из мелких негодяев, отличающихся редким умением влипать в истории, заодно заляпывая в них и окружающих. Выглаженная, подогнанная форма, ни складочки под ремнем, сияющий подворотничок, не без щегольства зачесанные волосы — практически юноша с плаката «Молодежь, принимай пост!».
—Вы что же, сыновья полка? Андрей-то тоже тут небось?
—Числимся,— буркнул Яшка.
—Как же товарищ полковник решился вас приютить, енотов вороватых?
—Сергей Палыч, только не это,— взмолился Анчутка,— не палите. Мы ж только жить начали, документы у нас, паек, валенки целые…
—Ну ежели валенки,— улыбнулся Сергей, деликатно освобождая рукав.— Ладно, ладно, не плачь, не чужие же люди. Мне-то какой резон вас разоблачать? Выгонит он вас, и вы опять тут по району пакостить.
У Яшки, судя по выражению физиономии, отлегло от сердца и печенок.
—Скажи лучше, где начальство?
В это время из ангара, вытирая руки, вышел товарищ в рабочем комбинезоне и форменной ушанке. Простецкое, открытое лицо, с небольшим прямым носом и выпуклым шишковатым лбом, ничего не выражало, кроме радушия и интереса:
—Вечер добрый. Вы к нам, товарищ?
Яшка начал было:
—Андрей Михайлович, это товарищ Акимов, старший…
—Участковый,— закончил добродушно Сергей, протягивая руку,— хотел командование ваше повидать.
Тот руку пожал, но огорчил:
—А, это я вам не скажу, где оно, командование не докладывает.
Из ангара раздался знакомый голос: «Яшка, канистру! Где провалился?» Из-под земли, из смотровой ямы, к немалому удивлению Сергея, появилась замурзанная физиономия Пожарского.
«И этот здесь? Ты глянь-ка, прибился. Никак Ольга похлопотала»,— сообразил Сергей.
Яшка, шлепнув себя по лбу, убежал за чем-то, Колька, разглядев знакомую личность, с опаской кивнул:
—Мое почтение, Сергей Палыч.
—Физкульт-привет. И ты тут?
—Осваивают технику,— пришел на помощь Михалыч,— смену воспитывать надо.
—Хорошее дело,— одобрил Акимов. Колька с облегчением занырнул обратно.
«Неплохая яма, вряд ли он что там услышит»,— решил Акимов и спросил, на всякий случай негромко:
—Где я могу найти Галину Ивановну?
Он ожидал чего угодно — понимающего подмигивания, двусмысленных улыбочек,— но не того, что славный Михалыч удивленно поднимет белесые брови:
—Не ведаю такую.
—Счетовода?
—Не слыхал…
«Вот так здрасте. Что же это, обман? Панама? Что теперь делать-то, как Сорокину в глаза смотреть? Спокойно, Сергей, спокойно, не впадай в панику. Возможно, он в самом деле ее не знает, сидит себе целыми днями в гараже, копается в моторах или где там еще — все возможно. Как теперь выйти из разговора, не вызывая подозрений…»
Он, добродушно чертыхаясь, принялся копаться по карманам, бормоча: «Где ж я ее дел, беспамятный…», изображая эдакого растеряху-валенка, порылся в планшете, извлек бумаги, врученные Остапчуком.
