–Я Кассий Беллона, сын Тиберия и Юлии, Рыцарь Зари, и моя…– он делает ударение на этом слове,– честь остается при мне.
Дидона снова щелкает пальцами:
–Беллагра.
Еще один рыцарь прыгает вниз.
–Серафина, ты потеряешь еще одного двоюродного брата,– говорю я, зная, что эта казнь действует ей на нервы.
Диомед теряет самообладание:
–Мама, довольно!
–Беллагра, окажи честь дому Раа.
Рыцарь бросается к Кассию. Он не ровня первым двум, и умирает быстрее Фаберы. Кассий отбивает слабый удар и рассекает мужчину надвое. Половинки дергаются на полу и заливают кровью знак золотых. Но происходит что-то странное. Несмотря на осуждение рыцарей-олимпийцев, зал кишит добровольцами. Каждая смерть разлагает их манеры, вселяет в них решимость и проникает в толпу разветвленными пальцами-корнями, приводя в ярость и отравляя очередную душу – любовника, кузена, друга, собутыльника, брата по оружию. Все кипят гневом – и сторонники Дидоны, и союзники Ромула. Тут до меня доходит суть жестокой хитрости, которую измыслила эта женщина. Я не сомневаюсь, что она действительно ненавидит Кассия. Но на окраине ничему не дают пропасть впустую. Каждая смерть – это задаток, внесенный в ее войну. В отсутствие голографического доказательства она использует моего друга, чтобы разгорячить кровь, отвлечь, связать ее союзников и врагов общим гневом. И чем больше Раа погибнет, тем больше укрепятся ее позиции, тем больше уроженцев окраины восстанет против внутренних областей, а не против ее заговора.
В том глубина ее убеждений, готовность пожертвовать собственными родственниками, лишь бы раскрыть правду, спрятанную в нашем сейфе.
Я наконец-то смог как следует разглядеть Дидону – ее безграничную решимость, ее жестокий ум. Страшно подумать, когда-то из-за своей заносчивости я ставил ее ниже Ромула лишь потому, что слышал о нем больше легенд. Она напоминает мне женщину, научившую меня всему, что я знаю,– более страстную, менее изощренную. И все же именно в Дидоне я вижу тень своей бабушки. Серафина сидит рядом с матерью с усталым выражением лица, говорящим, что она все понимает, но будет терпеть, потому что долг превыше всего.
Но я не могу больше смотреть на страдания Кассия.
Этому не будет конца.
Не будет милосердия. Лишь смерть – и ради чего?
Пошатываясь, Кассий снова встает над телом своего врага. Пол завален трупами.
–Я Кассий Беллона…– Он задыхается и едва способен продолжать.– Сын Тиберия… и Юлии…– Он расправляет плечи и собирает всю свою гордость, чтобы возвысить голос:– Рыцарь Зари, и моя честь остается при мне.
–Мать! Прекрати это безумие!– кричит Диомед.– Он победил! Сколько еще нашей крови должно пролиться?
–Столько, сколько потребует честь,– говорит она.– Спаси своих родичей, Диомед.
Он не реагирует.
–Жаль,– бросает Дидона.
Я чувствую, что́ она скажет, еще до того, как слова срываются с ее губ, потому что я видел, как подрагивают ноги Серафины, как ее пальцы затягивают шнурки ботинок, а кроме того, обратил внимание: за ужином Дидона заметила, как мы обменялись взглядами. Теперь эта женщина поворачивается ко мне. У нее осталась лишь одна карта, и она хорошо ее разыгрывает.
–Серафина, окажи честь дому Раа.
41.Лисандр
Сердце
Серафина бросается вперед, словно спущенный с поводка куон. Она прыгает, перелетая над головами сидящих внизу, и выхватывает клинок прежде, чем приземляется на арену. Диомед в страхе следит за младшей сестрой. Но золотые, требовавшие своего шанса сразиться с Кассием, теперь сидят в разочарованном молчании. Они считают вопрос решенным. Серафина – палач.
Кассий истекает кровью и по́том, золотые кудри прилипли ко лбу. Его костяшки изрезаны, жестоко искусаны металлом. Обувь промокла от крови. Тело дрожит от боли, а над содранной кожей и открытыми ранами поднимается пар, но он все еще стоит, опираясь на одну из брошенных гаст, как на костыль, и равнодушно наблюдая, как высокая Серафина влетает в круг. Ему конец. Но в этом нет ничего возвышенного.
Я чувствую сейчас один лишь ужас.
Такой же, как в тот день, когда я смотрел, как умирает моя бабушка, и ничего не сделал, чтобы предотвратить это. Даже когда увидел, как Кассий и стая Жнеца прикончили Айю. Я не могу ненавидеть Кассия за то, что он участвовал в расправе. Это я не сумел защитить тех, кого люблю. Я и его люблю. В этот момент он искренен и чист и в каком-то смысле олицетворяет собой идеал, к которому я стремился в детстве. Слезы, нежеланные и незнакомые, текут у меня из глаз, когда Кассий смотрит на меня и качает головой, словно говоря: «Дай мне умереть». Это все, чего он хочет. Искупления в смерти. Но это неправильное искупление.
Неправильная смерть.
Серафина проходит мимо трупов своих кузенов и кузин и кивает Кассию:
–Беллона, жаль, что мы не встретились на равных. Ты заслуживаешь лучшего.
–Мы все заслуживаем червей, Раа,– отвечает Кассий и стирает кровь с бледного лица.– Встретимся с ними вместе?
В ответ Серафина вытягивается в стойку «тенепад», сама превращаясь в тень, а Кассий выбирает «путь ивы».
Надеясь застать ее врасплох и понимая, что он долго не протянет, Кассий бросается вперед изо всех сил. Но их уже недостаточно. Серафина вступает в бой. Не такая быстрая, как Дэрроу, не такая сильная, как Айя, она движется так плавно, как никто из них не мог и мечтать, скользит вбок легко, словно птичья тень над морем. Она блокирует клинок Кассия гастой, срывает с пояса китари и бьет его рукоятью по костяшкам пальцев. Клинок выпадает из руки Кассия и скользит по окровавленному мрамору. Оставшийся без оружия Кассий сутулится и тяжело дышит. Он заторможенно пытается подобрать чужой клинок, но Серафина щелкает хлыстом, и оружие, к которому стремится Кассий, отлетает к стене. Победительница становится над Кассием, оказывая ему последнюю почесть. Мой друг поднимается на колени. Застывает ненадолго, восстанавливая дыхание, и со стоном встает. В полубессознательном состоянии он потерянно обводит трибуны взглядом, пока наконец не находит меня. Он дарит мне последнюю улыбку.
Улыбку благодарности – он думает, что я позволил ему умереть за его дело.
Но я смотрел, как умирает Айя. Смотрел, как умирает бабушка. Смотрел и ничего не делал, только сжимался от страха. Я молчал и повиновался, когда Кассий велел мне следовать за ним, потому что боялся: стану перечить – потеряю его и останусь один. Здесь, на краю света, в чреве горы, в окружении врагов – чего мне еще бояться?
Хватит смотреть на это.
Я срываюсь с места, проплываю из-за низкой гравитации над головами золотых и приземляюсь на белый камень арены смерти у границы круга. Серафина ошеломленно оборачивается на звук. Я протягиваю руки к охранникам, показывая, что безоружен.
–Не на…– невнятно произносит Кассий.
