Ей нетерпелось повзрослеть идвигаться дальше– тем более что наши подруги этим изанимались. Кэрри проводила выходные уотца вНью-Йорке ихотела устроить вечеринку вконце года, уДакоты начались месячные, аЭшли утверждала, что целовалась состаршеклассником вдушевых. Дома ничего непроисходило, покрайней мере ничего нового иинтересного, так, сплошная рутина: учеба, макароны ссыром, кассеты, которые мы посубботам брали напрокат ввидеомагазине «Блокбастер», находившемся вторговом центре.
Однажды утром Скарлетт встала исерьезно объявила:
–Алиса, время навеликие дела ограничено. Поэтому япридумала fucking good plan, какдобиться успеха вжизни.
–Икакойже?
–Я решила сэкономить время ивступить вподростковый возраст.
Скарлетт ничего неделала наполовину, поэтому ее подростковый возраст был взрывоопаснее, чем динамитная шашка. Стого памятного дня она бродила подому, какнеприкаянная душа, иморщила носик, словно ее постоянно тошнило отнеприятного запаха– запаха посредственности, которой была наполнена наша жизнь. Она расстраивалась попустякам илирыдала вовремя просмотра новостей. Даже ябольше немогла ее развеселить. Пословам Скарлетт, все было тщетно, смехотворно, мелочно, наша жизнь неимела смысла. Она нискем нехотела общаться итеатрально устраивала истерики, вовремя которых била посуду икричала маме, что лучше умереть, чем закончить, какона, читай, влачить жалкое существование безамбиций ипрочего идиотизма, насаждаемого рекламными лозунгами. Скарлетт говорила стакой искренностью, что никто незнал, что ответить. Ичем больше мама игнорировала ее, тем хуже становилось.
Однажды всубботу, когда Скарлетт вовремя завтрака назвала нашу жизнь «убогой» (потому что унас закончился сливочный сыр), мама, которая только что получила крупный чек заперевод серии эротических романов, решила отвести нас вресторан, чтобы отпраздновать мои оценки (уменя были сплошные пятерки ипятерки сплюсом). Любовь кхорошей еде была унее вкрови. Слава ороскошных праздничных обедах, которые мама– несмотря напроблемы сденьгами– каждый год устраивала наДень благодарения, ходила повсему Квинстауну. Мама критиковала американский фастфуд, поэтому ниразу неудостоила своим присутствием ниодну източек быстрого питания вторговом центре. Поее мнению, только четыре заведения вКвинстауне могли гордо называться «ресторанами»: итальянский, пользующийся хорошей репутацией, портовый, где подавали морепродукты, стейк-хаус вцентре города изакусочную «УБоба» наглавной улице прямо увъезда вКвинстаун. Последнее было «типично американской забегаловкой» ипопало всписок только потому, что Боб был тайно влюблен вмаму (очем, конечно, знал весь город).
Итак, мама повела нас ужинать кБобу. Его бургерная была похожа назакусочную изфильма «Бриолин», где герои пили молочные коктейли. Даже музыкальный автомат там был. Бургерная досталась Бобу отдедушки. Красные кожаные диванчики родом изпятидесятых, надстойкой– вечно включенный телевизор… Каксейчас помню: тем вечером перед входом стоял человек-бургер (вбуквальном смысле: висевшие нанем рекламные щиты выглядели какбулочка длябургера), он махал большой красной стрелкой, чтобы привлечь внимание проезжавших мимо автомобилистов. Мы сели вкабинку ипринялись изучать меню. Мама заказала салат, аСкарлетт– чизбургер сбеконом безлука, картофель фри иклубничный молочный коктейль. Странно, что ядо сих пор помню ее заказ, ноне помню своего. Телевизор был включен наканале MTV, звук был достаточно громким, чтобы донас доносилась музыка. Вкакой-то момент голос Джоан Осборн смолк, имы повернулись ктелевизору, удивившись воцарившийся тишине. Экран стал черно-белым, нанем появился виниловый проигрыватель, он стоял набетонном полу заброшенного ангара. Потом появился музыкант сясными глазами, который явно косил подбитлов, иначал бренчать нагитаре. Лиам Галлахер неотличался красотой, ав клетчатой рубашке так вообще выглядел нескладным подростком, нодаже начерно-белой пленке его глаза, наполненные невыразимой грустью, были такими голубыми, что напоминали океан.
Стех пор призвуках песни «Wonderwall» уменя впамяти каждый раз всплывает сияющее лицо Скарлетт, ее широко раскрытые отвосхищения глаза иослепительная улыбка, которая напоминала отца. Дляменя эта песня всегда будет связана смоей сестрой исо всем, что произошло потом. Лиаму Галлахеру, вокалисту «Оазис», было двадцать три года. Группа уже получила некоторую известность вАнглии, ноне вШтатах, итогда мы услышали оней впервые. Это была любовь спервого взгляда. Скарлетт влюбилась поуши. Там итогда, соткрытым ртом ибургером вруке, моя сестренка безлишних разговоров решила стать рок-звездой.
Пишу эти слова ибуквально слышу, какСкарлетт закатывает глаза ивздыхает:
–Это нерок, Алиса, это панк.
Мы вышли избургерной незадолго довосьми (ужинали мы тогда вшесть вечера). Весь ужин Скарлетт молчала. Подороге домой мама рассказала нам освоем детстве. Она выросла вБретани, училась вПариже, апотом уехала вАмерику пообмену. Мамин рассказ произвел наменя большое впечатление: она редко говорила снами освоей юности. Порой уменя складывалось впечатление, что мамина жизнь началась после переезда вАмерику– возможно потому, что она оборвала все контакты сосвоими французскими родственниками. Мамина семья неодобряла ее переезд надругой конец света ибрак счеловеком, которому они недоверяли (время показало, что вэтом пункте они нето чтобы ошиблись).
Было еще рано, поэтому мама предложила посмотреть фильм и, готовясь кеженедельному телевизионному вечеру, замесила тесто длямоего любимого печенья спеканом. Скарлетт решила, что хочет спать, искрылась внашей спальне.
Мы жили втипичном дляНовой Англии деревянном доме, выкрашенном вголубой цвет. Зимой снег, бывало, доходил досередины створчатых окон напервом этаже, алетом мы соСкарлетт, умирая отжары, целыми днями валялись вгамаке. Он висел втени крыльца, надкоторым развевался американский флаг. Напервом этаже лежал толстый ковер, ностены были такими тонкими, что папин храп был слышен даже надругом конце дома. Ну, дотого, какпапа сбежал сводителем школьного автобуса.
Пока мама возилась спеченьем иставила его вдуховку, япо ее просьбе выбрала кассету изтех, что были унас дома. Тем вечером мы смотрели «Танец-вспышку». Намоих накрытых клетчатым пледом коленях стояла тарелка спеченьем.
Скарлетт кпросмотру неприсоединилась, ношаги унас надголовами свидетельствовали отом, что она неспит. Вкакой-то момент она спустилась, спросила, где ножницы, ибез лишних слов ушла, даже невзглянув наэкран, где Дженнифер Билз выписывала головокружительные пируэты.
После того, какфильм закончился, яподнялась внашу комнату. Скарлетт сидела перед мансардным окном, авокруг нее валялись обрезки картона. Язадернула шторы изаодно посмотрела, что она творит.
–Что делаешь?
–Собираюсь учиться музыке,– ответила Скарлетт, неподнимая взгляда.
Вдохновившись рисунком изстарой детской тетради посольфеджио, которая, видимо, принадлежала маме, поскольку была нафранцузском, Скарлетт склеила куски картона инарисовала наних длинные прямоугольники. Унее получилось самодельное пианино.
–Ты хочешь научиться играть напианино?
