Ви хмурится, но не успевает ответить.
Дверь распахивается, и на крыльцо выходит невысокая женщина с поджатыми губами и злющим недовольным взглядом.
Та самая, что отчитывала меня в прошлый раз, ее мать.
- Виола, это кто? – спрашивает женщина, и тычет в меня пальцем. – Что он здесь делает?
- Мам, тебе какая разница? Просто зашел в гости.
Огибает крыльцо, и катит коляску к другому входу.
- Здрасти, - говорю я, чуть задерживаясь. – Будущий муж вашей дочери.
Протягиваю руку, но женщина ожидаемо ее не пожимает.
- Муж, говоришь, - тянет недоверчиво, и прищуривается.
- Да, так и есть.
- А ничего, что у нее ребенок?
- Нормально.
- Да? Или ты…тот самый…Постой-постой…Только не говори, что ты…
На лице женщины отражается активная работа мысли, и мне кажется, еще чуть-чуть, и она схватит швабру, стоящую тут же, и выгонит меня взашей.
- Вот кольцо, - говорю я, и достаю коробочку. – Я с серьезными намерениями.
Отщелкиваю крышку, и у матери Ви сразу округляются глаза.
Походу, вид бриллиантов в золотой оправе немного примиряет женщину с действительностью. Знала бы она еще их стоимость.
- Эээ, - бормочет женщина невразумительно, и я, довольный произведенным эффектом, убираю коробочку обратно.
- У нас это, крыша прохудилась. Заделали немного, но, - говорит вдруг она, и стреляет в меня глазами.
Я понимаю, что мое спокойное пребывание здесь вполне решается привычным мне способом.
Отлично.
Киваю, предлагая матери Ви не ходить вокруг да около, а сразу озвучить весь список, что нужно сделать, чтобы она до меня не доебывалась.
…
Согнувшись, потому что дверной проем слишком низкий, я прохожу мимо опустевшей коляски в предбанник, дальше пробираюсь по тесному коридору, мимо небольшого, старого холодильника, и попадаю в довольно светлую комнату с кружевными занавесками на окнах.
Ви склонилась над столом, стоящим в углу, застеленным пеленкой в горошек, и стягивает одежки с сына. Тот проснулся, и уже вовсю гулит.
Я быстро осматриваюсь.
Метрах в двух от пеленального столика, у окна, стоит кровать, рядом простенькая детская кроватка, явно, что не новая.
На стенах дурацкие обои в полоску, что, в принципе сочетается с занавесками.
Старое продавленное кресло. На небольшом столике ноутбук.
Это, наверное, единственное, не считая пачки памперсов, что отличает комнату от той, в которой я ночевал, когда приезжал сюда в прошлый раз, и хоть как-то напоминает о том, в каком веке мы живем.
Делаю шаг к малышу, но Ви меня останавливает.
- Если хочешь дотронуться, вымой, пожалуйста, руки, - просит она, не оборачиваясь. – Умывальник при входе.
- Ладно.
Возвращаюсь обратно на улицу, мою руки, и снова вхожу в дом.
Стараясь абстрагироваться от обстановки, прохожу, и, наконец, оказываюсь рядом с сыном.
Смотрю на него, и дух захватывает от впечатлений. Теперь ведь точно мой, абсолютно точно, и как же мне от этого кайфово на душе.
Мы встречаемся взглядами, карапуз взвизгивает, и широко мне улыбается. Я улыбаюсь в ответ, просто не могу не улыбнуться. А еще тяну к нему руку, и тот сейчас же ухватывает цепкими ручонками за палец.
Понимаю вдруг, что сильно соскучился по нему.
- Какой же он классный, - говорю я, и Ви согласно кивает.
- Какая же ты молодец, что…
Обрываю, потому что не хватает сил выговорить вслух, но она понимает, что я имею в виду. Что не сделала аборт, что выстояла. За это я буду благодарить и любить ее вечно.
- Хочу подержать. Не волнуйся, я ведь уже пробовал, - говорю я.
- Хорошо. Вот так придерживай, ага. Можете походить немного по комнате, я вскипячу воду, и потру яблоко. Уже начала вводить прикорм.
- А точно надо с яблока? Я читал про кабачки, - говорю я чисто на автомате, потому что на меня снова обрушивается шквал непередаваемых ощущений.
Всегда, когда он близко, так происходит, но сегодня…сегодня все как-то по-особенному.
Мой, мой, мой…Так и стучит в висках, отдает теплом в район солнечного сплетения, а дальше разносится по всему, кайфующему от этих ощущений, организму. Наш. Мой и ее. Наш. Сын. Такой крошечный. Маленький. Классный. Наш, один на двоих.
И он так внимательно, с такой искренней улыбкой смотрит на меня. Не понимает ничего. Так открыто и доверчиво.
Я читал еще, что в первые месяцы жизни малыши интуитивно определяют, кто свой, а кто чужой. Меня он как-то сразу определил в разряд своих. А я…вначале даже не понимал, что к чему. Хотел ее, а он был лишь средством манипулирования.
Но сейчас…Когда вживую, и так близко. Когда между нами контакт…
- Спасибо большое, Демьян. А теперь перейдем к кормлению. Игорешка…
Сын сразу же отзывается на голос. Поворачивает голову, и тянется к Ви, теряя ко мне всякий интерес.
- Ты можешь продолжить держать, а я покормлю, - предлагает Заноза, и я, конечно, соглашаюсь.
Наблюдаю за тем, как Ви подносит ложку к личику, и Игорек послушно открывает рот. Пробует, слегка морщится.
Мы с Ви синхронно улыбаемся.
- Тебе понравится, ты уже большой для прикорма, - говорит Ви, и зачерпывает следующую ложку.
Между нами витает приятный молочный, который теперь смешивается с яблочным.
Понимаю, что мне нравится. Очень.
- Он еще не совсем привык, - говорит мне Ви, когда малыш снова одновременно и жует, и плюется. – Может, ему и правда больше понравятся кабачки. В следующий раз попробую их.
- Это круто, - вырывается у меня.
- Что?
- Все. Вот это все. Ты, я и наш сын.
Заноза не отвечает, а вскоре забирает бутуза на кормление. Садится в кресло, освобождает грудь, и он набрасывается, начинает жадно сосать.
Я сую руки в карманы, прохожусь по комнате. Выглядываю в окно и убеждаюсь, что оно выходит на компостную кучу и соседский забор, ничего интересного.
- Странно, - говорю я.
- Что странно? – раздается мне в спину.
- Ну…что ты здесь жила, а потом вдруг решила уехать в город. То есть, в смысле, что не увязла в рутине, а поняла, здесь тебе не место. Своими силами добилась поступления в Вуз, собралась, и поехала. Ведь своими?
И я кидаю быстрый взгляд на Занозу.
- Конечно своими, чьими же еще. Или думаешь, у меня был какой-то спонсор?