–Я был увлечен Натальей, наверное, даже немного влюблен, мне было с ней легко и необременительно, я воспринимал наши отношения как приятный, легкий романчик и ничего более, точно зная, что он не продлится долго. Но, когда она сказала, что беременна, понятно, что я должен был на ней жениться, и это неизбежно в такой ситуации, как мне тогда казалось. Однако, как показывает жизнь, нельзя предавать себя даже в такой ситуации, нельзя построить жизнь с человеком, который тебе абсолютно чужой, без любви, без единства, без понимания и чувствования друг друга, даже ради ребенка. Я мог стать хорошим отцом ребенку и без женитьбы. А если бы я на ней не женился, то, кто знает, как бы все повернулось, можно было бы обойтись и без трагедии, смахивающей на пошлый, заезженный мелодраматический и детективный сюжет об обманутом муже, решившем убить жену с любовником.
–Так,– решительным тоном произнесла Клавдия, поднимаясь с кресла.– Я должна срочно тебе посочувствовать и уврачевать твои душевные травмы,– заявила она, развязывая пояс халата, и напомнила назидательным тоном:– В конце концов, я все-таки доктор как-никак.
И, скинув халатик, под которым оказалась совершенно голенькой, она обошла столик и села на колени Матвею, сразу же обнявшему ее и прижавшему к себе.
Ну и «посочувствовала» от души и с большим удовольствием, и «уврачевала» все его душевные раны вкупе с сексуальными стремлениями… Да так хорошо «уврачевала», что сама постанывала и кричала от души, позабыв, что они не в степи безбрежной, где ори себе в голос, никто, кроме сусликов да лис с волками, не услышит, а все-таки в гостиничном номере. Да и бог бы с ним!
Они заснули, словно провалились в небытие, даже не заметив перехода от состояния еле бодрствования и кайфа к глубокому, черному сну без сновидений, и проснулись посреди ночи… и долго, очень долго, чувственно целовались, наслаждаясь только этим процессом, не стремясь идти дальше.
–А ты,– прошептал свой вопрос в темноте Матвей,– после Василия выходила еще замуж?
–Нет,– отозвалась тихо Клавдия. Помолчала, поерзала, устраиваясь поудобней в кольце его рук, и принялась рассказывать:– После того как окончила институт, я очень много работала и училась, дедушка Павел болел, и мы все за ним ухаживали, да и Пашка был еще совсем маленьким. Хорошо, у них с Антоном небольшая разница в возрасте, и мама часто забирала его к ним домой, но он не очень любил оставаться у кого-нибудь и всякий раз рвался назад к маме и булечке, как он называл бабушку Соню. Дедушка умер, стало нам, честно сказать, полегче, хотя мы очень тяжело переживали его уход. Павлушу Вася начал забирать на все лето и при всякой возможности на каникулах к ним на ферму, в Тыву, и у меня появилось время для себя. Была парочка романов и увлечений, которые не переросли ни во что серьезное, хотя вполне серьезно начинались. А потом я встретила Влада. Мы познакомились на джазовой вечеринке, я как раз в то время открыла для себя джаз и очень им увлеклась, изучала историю этого музыкального жанра, даже пыталась освоить барабаны, но тупо времени не хватало на эти занятия. А Влад был не только фанатом джаза, но самостоятельно научился играть на саксофоне. Вместе с друзьями они организовали небольшой любительский джаз-банд и по выходным давали концерты в ориентированных на этот вид музыки кафешках и клубах. Вот в кафе, где они как-то играли, мы и встретились.
–Хорошо хоть играли?– спросил Матвей.
–Да, честно сказать, не Армстронги,– усмехнулась Клава,– но для любителей не самый плохой уровень. Вполне. И для завязки отношений взаимного увлечения джазом нам с ним хватило. Влад работал айтишником в какой-то серьезной программной компании, не помню какой. Знаю только, что это достаточно солидная фирма, с большим долевым участием западных профильных институтов. И вот айтишником Влад был действительно классным. Довольно долго, наверное где-то около года, мы просто встречались и общались в одной компании джазовых любителей, а потом отношения стали более близкими и серьезными. Он предложил съехаться и жить вместе, но о женитьбе ни он, ни я не говорили, да и не думали почему-то. Решили, что надо сначала попробовать жить вдвоем. Попробовали. Год я промучилась, разрываясь между работой, учебой, поездками в Питер, Пашкой с бабушкой и этой самой «семейной жизнью».
–А Павел с вами не жил?
–Нет. Вернее, мы попытались жить втроем, но из этой затеи ничего не вышло. Во-первых, потому что Павлуше было неудобно ездить из этого района, где мы снимали квартиру, в школу и в конюшню на занятия по выездке. А во-вторых, у них с Владом не сложились отношения. Ну и было еще и в-третьих: бабушка Софья Михайловна, оставшись совсем одна, затосковала, и, понятное дело, у нее тут же «посыпалось» здоровье, начались какие-то бесконечные болячки. Однажды у нас произошел разговор по поводу Пашки, закончившийся тем, что мы с сыном вернулись домой. А Влад остался жить один в той съемной квартире. Он обиделся, посчитал, что я неправильно себя повела, и на этом фоне мы расстались. Но где-то через год снова сошлись. Правда, теперь мы просто встречались в выходные дни, иногда на неделе, пару раз съездили вместе в отпуск. Тут наши интересы и вкусы не совпадали кардинально: он любил Европу и жаркие страны с морем, ну а я предпочитала узнавать Россию. А чаще сбегала в Тыву, чтобы просто отдохнуть душой и телом, меня же там всегда баловали, не разрешая ничего делать. Так все и тянулось, как говорится, ни два ни полтора. Пока не случилась СВО.
–Он что, тоже на фронт отправился?– сильно подивился Матвей.
–Ну нет, конечно. Влад отправился в другую сторону. В марте уехал в Грузию,– пояснила Клава.
–Понятно,– кивнул Ладожский.– Переживала?
–Удивилась. Я не настолько погружена в соцсети, чтобы каждый день просматривать новостную ленту, поэтому для меня было неожиданным открытием, что, оказывается, куча народа ломанулась бежать из страны от СВО. Но Влад прояснил мне ситуацию. А я почувствовала какое-то внутреннее освобождение и, только попрощавшись с ним, сообразила, что тянула эти отношения как намозолившую лямку, не отдавая себе отчета в том, что они давно уже не имеют никакого смысла и только тяготят меня.
Она замолчала. Они лежали обнявшись и молчали, обдумывая то, что рассказали друг другу.
–Ты знаешь,– прошептал Матвей,– а нам ведь пора вставать. Скоро в аэропорт ехать.
–О-о-о, нет…– простонала расстроенно Клавдия и попросила.– Не тормоши меня пока. Мне так хорошо сейчас лежится.– И повторила, вздохнув:– Просто совершенно как-то чудесно. Тепло, уютно и спокойно.
–Не буду тормошить,– повторил он за ней понравившееся словечко.– Минут пятнадцать у нас еще есть.
Но вставать все-таки пришлось, а куда деваться.
Толком практически не спавшие уже вторую ночь, переполненные слишком сильными впечатлениями, ко всему перечисленному еще и не перестроившиеся на местное время, они в каком-то полусознательном, рассеянном состоянии собирались, выселялись из гостиницы. Матвей прощался со знакомыми и друзьями, приехавшими его проводить, Клавдия даже усилий не предпринимала, чтобы запомнить имена, представляемых ей Ладожским людей.
