–Был,– коротко ответил Матвей, явно не сильно обрадовавшись ее вопросу.
–И почему вы развелись?– полюбопытствовала Клава.
Он помолчал. Вздохнул глубоко, выдохнул, отпил чая из кружки, посмотрел на Клавдию непонятным взглядом и ответил:
–Мы не разводились. Она погибла.
–Бли-и-ин…– протянула обескураженно Клавдия.– Извини, что напомнила и полезла со своими расспросами. Никак не ожидала такого вот поворота. Но,– заметила она,– вообще-то ты не похож на скорбящего вдовца.
–Наверное, потому, что таковым и не являюсь,– пожал плечами Матвей.
–То есть гибель жены не стала для тебя жизненной трагедией?– допытывалась удивленно Клавдия.
Он снова помолчал какое-то непродолжительное время, добавил в свою чашку еще чаю, взял ее, откинулся на спинку кресла, подумал еще немного и ответил:
–Наталья и ее любовник угорели в бане.
–Да ладно!– ошарашенно протянула Клава.– Нет, ну елки же метель… ну как так-то!– пуще прежнего расстроилась она.– Какая ужасная, нелепая и трагическая глупость. Когда это произошло?
–Пять лет назад.
–А сколько вы были женаты?
–Около двух лет, а до этого около года просто встречались.
–И что, все было настолько плохо, что она завела любовника?– недоумевала Клавдия.– Извини, что докапываюсь, просто мне совсем непонятно и очень сомнительно, что ты мог быть до такой степени негодным мужем, чтобы спустя столь короткий срок даму потянуло на сторону.
–Наталья была моложе меня на двенадцать лет, коренная москвичка, единственная дочь вполне обеспеченных родителей. И такая типичная представительница современных девушек со всеми присущими им желаниями… со смартфоном, как продолжением руки, уха и всей жизни, с бесконечным «тюнингом» внешности и погоней за трендами во всех сферах. Мне было тридцать четыре, когда мы встретились, ей двадцать два, она окончила журфак универа, но работы в то время еще не нашла, да и не искала, просто тусила, вращаясь в светской, журналистской среде. Вообще-то Наташа была умненькой девушкой, начитанной и с хорошим вкусом к искусству. И даже довольно неплохо ориентировалась в русской классике.
Он улыбнулся и пошутил:
–Впрочем, не до такой степени, чтобы ее похвалила Софья Михайловна, но по крайней мере она что-то из нее честно читала и даже знала.
И, перестав улыбаться, словно погаснув лицом, Матвей продолжил объяснять:
–После того как мы поженились, ей практически сразу стало со мной скучно и неинтересно. Я в то время очень много работал в институте, на производстве и параллельно проводил эксперименты в лаборатории, разрабатывая новый материал. Да еще как раз в этот самый момент мы с парнями начинали выстраивать свое дело, и все усовершенствования амуниции приходилось делать самим и вручную. Одним словом, домой я добирался лишь под ночь и такой умотанный, что не до молодой жены мне было совсем. Наталью же мои дела, заботы-работы не интересовали вовсе, а общение со мной очень быстро начало ее тяготить. Моя манера сначала обдумывать вопрос и только потом отвечать начала ее ужасно раздражать. Она говорила, что уверена: когда я вот так задумываюсь перед тем, как ответить на ее вопрос или вообще поддерживать с ней беседу, на самом деле я просто мысленно уговариваю себя, заставляя вообще отвечать и разговаривать с ней, настолько считаю ее тупой и ограниченной. К тому же я совершенно не тусовочный чел. Меня все эти пати на рейве, клубная жизнь, псевдодружеские вечеринки, когда с бокалом в руках все перемещаются, как броуновские частицы в пространстве, и трепятся ни о чем: «бла-бла-бла красотулечка-красавчик»… Совершенно они меня не цепляют, не интересны ни разу, это вообще не мое и настолько далеко отстоит от моей жизни, как другая вселенная. От клубной музыки…
Он опять замолчал, подумал и наглядно разъяснил-показал от какой именно музыки, сделав дебильно-тупое выражение лица:
–«Тыч-тыч-тыч», громко, на одном ритме, и все по голове, я вообще заболеваю. А Наталье требовался постоянный драйв, движуха, смена ярких впечатлений, картинок, новых людей и общения. Вот ее и несло.
–Тогда зачем она вышла за тебя замуж, при ее интересах, молодости и образе жизни, совершенно не совпадающем с твоим, если ты ее настолько раздражал?– недоумевала Клавдия.
–У нас был очень неплохой секс, и, в общем-то, мы отлично общались и ладили, пока встречались, много смеялись, ходили в музей, это у Наташки тогда такой период был: «приобщение к мировому искусству», так она его называла. Ну и я невольно попал в этот ее период в разряд того самого искусства, в том смысле, что такой же музейный экспонат: слишком уж не современный и «какое-то ретро», как она меня называла. Но тогда ей требовался именно такой, серьезный, взрослый, по ее меркам, мужчина, сосредоточенный на своем деле, а не безбашенный парнишка-ровесник. Вот она и уговорила саму себя, что я любовь всей ее жизни. К тому же, как она признавалась мне позже, ей всегда хотелось выйти замуж, лет с восемнадцати, и чтобы обязательно была шикарная, красивая свадьба, роскошное платье и все такое,– объяснил Матвей.
–Ну ладно она,– продолжала недоумевать Клавдия,– понятно, молодая московская тусовщица, со своими закидонами и модными трендами, вплоть до выбора жениха определенного возраста и непременного замужества, как делают все подруги и диктует мода текущего сезона. Но ты же не мог не понимать и не видеть, что вы абсолютно разные люди, от слова «совершенно»,– подытожила Клавдия его пояснения и сделала единственный логический вывод:– Что-то мне мало верится, что при твоей врожденной способности и склонности к детальному и глубокому анализу любой проблемы и ситуации ты мог настолько ошибиться в выборе жены и не заметить очевидной разницы ваших жизней и интересов. Ты-то зачем на это подписался и согласился? Или любил ее?
–Слава богу, нет, не любил,– покрутил отрицательно головой Матвей,– и, разумеется, все понимал и видел. И даже в мыслях не держал на ней жениться. С самого начала наших встреч мы с ней договорились, что у нас просто необременительный, легкий, почти дружеский роман, который может закончиться в любой момент по желанию каждого из нас. Мы и встречались-то на пару-тройку часов раз, ну два в неделю, не чаще. По крайней мере, я ей честно сказал, что не собираюсь жениться и даже размышлять о такой возможности, потому что полностью, двадцать четыре на семь, занят работой. Она радостно согласилась с предложенным мной раскладом, уверяя, что это именно то, что ее устраивает. Но как-то пришла ужасно расстроенная и сказала, что ждет от меня ребенка.
–Елки вашу метель…– выругалась Клавдия, и, вспомнив, что он еще в первую их встречу упомянул про отсутствие у него детей, осторожно уточнила:– И что ребенок?
–Нет ребенка,– помолчав, крутнул отрицательно головой Ладожский.– Через два месяца после свадьбы у нее случился выкидыш. Я в этот момент был в Монголии. Прилетел как смог быстро, но Наталью уже выписали из больницы, и она лежала дома. Бледная, измученная, рыдала без остановки. Ну, мы как-то справились с этой бедой. Знаешь, я ужасно переживал, просто как-то… очень. За эти месяцы я не просто свыкся с мыслью, что стану отцом, а ждал с радостью этого малыша, погрузился в изучение материала на тему правильного вынашивания ребенка и его рождения, донимал вопросами Оксану, жену Генки Варова, она у него гинеколог, до такой степени, что она в конце концов начала от меня откровенно прятаться.
