Первое время родителям было, прямо скажем, непросто: попасть из устроенного, комфортного цивилизованного быта в Москве в буквальном смысле на огромную стройку и жить в очень стесненных условиях: сограничением в воде, которая была исключительно привозной, деля жизненное пространство во временной застройке еще с тремя семьями, со всеми вытекающими трудностями и сложностями временного, неустроенного быта.
Но шахты, комбинат и поселок возводились невероятно быстро и, главное, очень качественно, продуманно и грамотно. Денег в это предприятие советское правительство не жалело, вбухивая просто немереные ресурсы и посылая работать лучших специалистов из всех республик Советского Союза.
Через несколько месяцев Ладожские получили просторную квартиру в новеньком, пахнущем свежей покраской и струганым деревом доме-усадьбе, рассчитанном на несколько семей.
Дорнод хоть и числился поселком, но к тому времени вполне мог претендовать на звание небольшого городка, поскольку насчитывал около десяти тысяч человек, а к восемьдесят восьмому году и все двенадцать тысяч.
Выстроили три шахты и комбинат, пробурили скважины, нашли воду, возвели очистительные сооружения, организовали бесперебойное снабжение, построили дома с системой водоснабжения и горячей водой, два садика, две школы, хороший клуб, бассейн, стадион, центральную площадь с зелеными насаждениями.
Работа была проделана просто колоссальная, и за весьма короткий срок. Ко всему вышеперечисленному еще и ЛЭП возвели, и проложили железную дорогу до Читы, по которой вагонами отправляли руду, добываемую в карьере открытым способом, на переработку в Краснокаменское горно-химическое объединение.
Много добывали и много отправляли.
Построенный всего за несколько лет, засаженный десятками тысяч деревьев и кустов поселок зеленел в бескрайней степи, как дивный оазис посреди пустыни, и можно было бы назвать его заповедником… если проигнорировать тот факт, что рядом добывается урановая руда, причем открытым, карьерным способом.
В Дорноде жили только советские граждане, но и местные жители имели доступ в поселок, правда, не все кто ни попадя, а по предварительной договоренности, ну и те, кто был занят на каких-то работах, так что общение с монголами, пусть и не плотное, но какое-никакое все же имелось.
И именно в вопросе того самого общения с местными жителями и отличился Матвей Ладожский. Месяца через три после их приезда в Дорнод на небольшой ярмарке, что развернули монголы возле поселка в выходной день, съезжаясь со всей степи из стойбищ, чтобы предложить свои товары и продукты русским «компанам», познакомился Матюша с двумя пацанами, его ровесниками: шестилетними Ерденом и Аяном. Ну как познакомился, как и положено нормальным пацанятам: подравшись до расквашенных носов и полного душевного удовольствия от хорошей драки, в которой каждый посчитал себя победителем.
Взрослые, понятное дело, кинулись разбираться и разнимать детей, а мальчишки, неожиданно сплотившись, горой стояли друг за друга, уверяя, что просто показывали приемы и сравнивали, как дерутся в Монголии и в Союзе.
–И как дерутся, по-разному?– спросил отец Матвея, старательно пряча улыбку.
–Не-а, одинаково,– ответил Матюшка.– Главное, ка-а-ак дать первым! А потом добавить!– И, вздохнув расстроенно, утирая рукавом хлюпающую кровью сопатку, быстренько зыркнув в сторону Ердена, трогавшего наливающийся багровым цветом синяк на скуле, закончил пояснение:– Если успеешь, конечно.
Взрослые, и монголы, и русские, окружавшие набедокуривших пацанов, дружно расхохотались, и инцидент был исчерпан, не успев и оформиться. Инцидент-то да, не состоялся, а вот настоящая дружба мальчишек началась с этого самого момента.
Честно сказать дружеские связи и близкие отношения с местными жителями не то чтобы находились под жестким запретом, они как-то с обеих сторон не поощрялись, что ли. Советские граждане дистанцировались от местных, вроде как чувствуя себя гораздо более выше по статусу, более цивилизованными, а монголы недолюбливали компанов за плохо скрываемое высокомерие и тоже держали дистанцию.
Ведь, если откровенно, русские даже не пытались по-настоящему понять Монголию, ее народ, его устои и традиции, не изучали всерьез и глубоко историю страны, ее своеобразие. Так, поверхностно и несколько пренебрежительно. Взять один лишь тот факт, что подавляющее большинство работавших в Монголии совспецов не владели и начальными основами монгольского языка– вообще ноль и чистый лист, только небольшой набор сленговых словечек, переделанный на русский лад. А зачем, если большинство местных жителей прекрасно понимают русский язык и многие отлично на нем говорят.
Но не об этом сейчас. А о Матвее и его друзьях, в чем-то сломавших сложившуюся систему, пусть и в отдельно взятом, их частном случае.
Мальчишки настолько сдружились, что пришлось родителям обоих семейств собираться и договариваться, как лучшим образом устроить общение ребят, ну не запрещать же им дружить, раз уж у них сложились такие теплые отношения.
Надо сказать, что на том своеобразном «совещании» присутствовали и представители власти поселка Дорнод, и глава сельскохозяйственного объединения, в которое входил род и стойбище Ердена с Аяном. Вот всем миром, вместе с руководством, и выработали определенные правила и договорились о взаимодействии.
В рамках этих правил буквально через две недели Матвея отправили в гости к новым друзьям, в стойбище их рода, находившееся в восьмидесяти километрах от поселка. Надо уточнить: пока в восьмидесяти километрах, на минуточку, вообще-то ребята они были кочевые и перемещались за своим табуном, куда и когда решат и укажут старейшины.
Анастасия Игоревна ужасно переживала: мол, куда мы его отпускаем?! В какое-то средневековье, к совершенно чужим, незнакомым людям, в полную антисанитарию! И начинала перечислять мужу все ужасы, которые могут случиться с Матюшей, и плакала, каждый день ожидая мчащегося на коне посланника с вестью о том, что с их мальчиком случилась беда.
Но прошел день, и два, и неделя, и вторая, а бедового вестового степь так и не прислала. Нет, понятно, что Матвей не канул в неизвестность, между стойбищем и руководством поселка имелась связь, по которой практически каждый день сообщалось, что с джиджиг, то есть по-русски с ребенком, компана Андрея все в полном порядке. Так «в порядке» ипродолжилось целый месяц, а после небольшого перерыва и возвращения Матюши в поселок на пару недель– и еще на полтора месяца.
Вот так оно сложилось. Понятное дело, что мама не перестала волноваться, но уже не боялась и не ожидала беды всякий раз, когда сын убывал на стойбище в семейство Ганбай.
А Матвею невероятно нравилась кочевая жизнь его друзей! Господи боже, как же ему нравилось все-все-все в этой степи!
Он перенимал у друзей навыки и знания, которыми те с удовольствием делились со своим другом, «маленьким компаном», а он впитывал словно губка, пробуя и повторяя раз за разом, если что-то с ходу не получалось, упорно и настойчиво осваивая, приноравливаясь, стремясь во всем достичь уровня мальчишек. И уже через полтора месяца совершенно свободно болтал на их диалекте, смеси монгольского и маньчжурского языков. А через полгода довольно уверенно держался в седле на спокойной, добродушной кобылке Керым, научился разводить костер с одной спички, ухая от холода, нырял с пацанами в мутную воду реки, возле которой стал стойбищем их род, и не падал с верблюда, когда тот взбрыкивал, выказывая свой непростой норов.
