Истец случайно подвергся на работе воздействию какого-то ядовитого газа. Доза оказалась небольшой, и поначалу он не заметил никаких негативных эффектов. Но, как только обнаружилось, что утечка газа произошла из трубы, которую не поддерживали в надлежащем состоянии, он отыскал описание этих негативных эффектов в интернете и немедленно начал страдать от них. И это было не просто предположение: в суде было убедительно доказано, что он действительно от них страдает.
Среди испытываемых им симптомов (теперь он являл собой прямо-таки характерный случай, почти такой, какие описываются в учебниках: что ж, он ведь и в самом деле, по сути, прочел соответствующий учебник) были острые головные боли, постоянное ощущение усталости, нарушения памяти, угнетенное состояние и неспособность сосредоточиться. Он заявлял, что, по несчастливому стечению обстоятельств, он вот-вот должен был начать идти в гору по службе, но тут подвергся воздействию газа — а значит, из-за этого понес огромные финансовые убытки. На самом деле ничто не указывало на то, что перед «газовой атакой» ему предстоял первый в его жизни скачок вверх по карьерной лестнице. Тем не менее это заявление стало основой для предъявления претензий на сумму, которую истец никак не мог бы накопить (он мог бы раздобыть ее, разве что выиграв в лотерею). То, что эту смехотворную ерунду всерьез рассматривали хотя бы мгновение, не делало чести нашей юридической системе. В любом случае — проиграй истец или выиграй — это обернулось бы огромными расходами для его работодателя.
Истец подыскал экспертов-нейропсихологов, которые провели тесты и заключили, что его неспособность концентрироваться и т.п. объясняется органическим повреждением мозга, вызванным тем, что он подвергся воздействию этого газа. Они заявили, что ущерб носит перманентный и необратимый характер, что этот человек никогда больше не сможет работать, что он не сможет заниматься даже неквалифицированным трудом (каковым он, собственно, и занимался).
В своем выступлении я заявил, что все это не соответствует действительности. Истец продемонстрировал массу свидетельств своего умения концентрироваться уже после того, как подвергся воздействию газа,— и, несмотря на свои уверения в том, что постоянно испытывает изнурительную усталость, ухитрился дважды съездить в отпуск — на сафари в Восточную Африку и на экскурсию по египетским пирамидам. По сути, я обвинял его в мошенничестве, хоть и не говорил об этом напрямую.
Затем сам истец вышел давать показания в свою пользу. Он проделывал это в общей сложности почти два дня, и почти все это время он провел под бешеным огнем перекрестных допросов, которым его подвергла сторона защиты — молодой адвокат, которому явно предстояло однажды войти в число ведущих представителей своей профессии. Материалы по делу (которое тянулось уже три года) составили к тому времени уже несколько тысяч страниц. Но адвокат отлично владел всей этой информацией, что производило большое впечатление. Ему требовалось всего несколько мгновений, чтобы сослаться (условно говоря) на страницу 3119, после чего он тут же к ней обращался.
Впрочем, здесь важнее то, что и сам истец (теперь игравший роль свидетеля) успел впечатляющим образом освоить эти материалы, хотя инцидент с газом якобы полностью лишил его способности сосредоточиться. Заминки у него случались, лишь когда ему задавали такие вопросы, которые явно были для него слишком неловкими, чтобы он отвечал на них правдиво. Тогда он снова призывал на помощь амнезию, вызванную повреждениями мозга.
Во время перерыва в судебном заседании (после того как было убедительно показано, что истец не страдал ни от каких подобных симптомов, пока не нашел в интернете описание последствий воздействия такого газа) я сказал этому барристеру, представлявшему сторону защиты: «Всё, победа за нами!» (Признаться, я с самого начала сильно желал, чтобы справедливость восторжествовала, то есть истец ничего не получил,— хотя, конечно, как эксперт я формально оставался нейтрален.) Какая наивность!
—Вовсе нет,— мрачно возразил барристер.— Для нас все складывается очень скверно.
Да как такое могло быть? Мне просто не верилось: в суде же было показано, что сам по себе газ не нанес истцу никакого вреда.
—Почему же?— спросил я.
—Заявят, что если бы он не подвергся воздействию газа, то не стал бы смотреть его эффекты в интернете. А значит, сейчас он страдает все равно что от газа — как если бы его страдания стали прямым результатом такого воздействия.
—Но это же открывает широкую дорогу всяким мошенникам,— заметил я.
—Таков закон,— отозвался он, сдвигая парик на затылок (что делают многие барристеры в момент раздражения).
В итоге судья присудил истцу около 5% суммы, на которую тот претендовал.
Мне показалось возмутительным, что истцу вообще присудили какую-то компенсацию: это казалось явным поощрением лжи и преувеличений. Работодателю истца выписали колоссальный счет, так как было решено, что судебные издержки оплатит он. Ему приходилось оплатить не только собственные (в том числе и мой гонорар — совершеннейший пустяк по сравнению с прочими суммами), но и издержки истца. Вероятно, общая сумма составила многие сотни тысяч фунтов.
Вынося решение, судья предпочел свидетельства нейрофизиологов тому, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ведь судья лично наблюдал, что истец вовсе не страдает от какого-либо нарушения концентрации: в этом отношении его способности оказались намного выше, чем у среднего человека (и никакой неполноценности по этой части он, конечно, не испытывал).
Конечно, если уже существовали законы, по которым нахождение симптомов в интернете равнозначно их возникновению из-за физического воздействия, у судьи не оставалось иного выбора, кроме как смириться с таким подходом. Наконец, судья, по-видимому, не сделал никаких выводов об истце на основании того факта, что тот требовал в двадцать раз больше, чем (как решил сам судья) полагалось бы по данному иску: это различие явно было слишком велико, чтобы не счесть истца корыстным вруном, дающим ложные показания. (За это, конечно, вовсе не следовало бы присуждать компенсацию — следовало бы предъявить встречный иск самому истцу, признать его виновным и посадить в тюрьму.)
Мне доводилось участвовать в делах, где истцам присуждали миллионные компенсации в их судебной борьбе против больниц и врачей, допустивших халатность и нанесших огромный ущерб, который в некоторой степени можно было бы «исправить» с помощью денежного возмещения. Но даже в таких случаях наказывается, по сути, налогоплательщик, а не правонарушитель. Несомненно, все это к лучшему. Все допускают ошибки — и, вероятно, почти каждому из нас случается проявить халатность (хотя большинству все-таки удается уйти от какой-либо расплаты за нее).
Жизнь для врачей стала бы невыносимой, если бы им угрожала потеря всего, что у них есть, всякий раз, когда они выполняют какие-либо профессиональные действия. Поэтому им надо позволить страховать себя и разделять эти риски со всеми своими коллегами. Но такая страховка не равнозначна правосудию, и я никогда не встречал ни одного дела, где человек, ответственный за ошибку, которая обошлась дорого, так уж много потерял бы из-за нее. Часто халатность не вина только одного человека, но и совокупность мелких недоработок, ни одна из которых не является серьезным
