—Это ты еще ни разу не видела мою лошадь,— усмехнулся Шпандау.
—Ты со всеми вот так же отшучиваешься?
—Уметь вовремя отшутиться — очень важно,— сказал он.
—Не сомневаюсь.
—Мы с тобой как Ник и Нора Чарльз
[85], - сказал Шпандау.— Как Бернс и Аллен
[86]. Как Бен и Джерри
[87], как Сакко и Ванцетти
[88], как…
—Ох, ну хватит.— Анна подошла и уселась к нему на колени.
—Я хотел сказать: как Том Микс
[89] и его чудесная лошадь Тони.
—Правда?— улыбнулась Анна.— Ну, тогда давай вместе уедем в закат, ковбой.
Виньон, по-прежнему передвигаясь на костылях, поднялся по ступенькам к двери Амалии. Он постучался и подождал. Когда они договаривались о встрече по телефону, голос девушки звучал очень отстраненно, поэтому Виньон вообще не был уверен, что застанет ее дома, но она открыла.
Теперь квартира выглядела совершенно иначе. Намного чище и светлее — как будто из-за отсутствия Ульбека в жилище стало проникать больше света. Амалия выставила на видные места все свои японские безделушки.
—Хотите чаю?
—Нет, спасибо, я всего на минутку. Я подумал, что вы захотите принять от меня одну вещь.
Он достал самурайскую повязку, которую Амалия сделала для Перека, и протянул девушке.
—Эта штука была у него в кармане.
—Знаете, он ведь не стал бы ее убивать.
—Анна тоже так считает. Впрочем, трудно предсказать чье-то поведение заранее.
—По-вашему, люди не могут измениться?
—Нет. Не могут.
—Тогда я вам сочувствую. Вы так ничего и не поймете, пока до вас не дойдет, что все меняется. Перемены — это самое главное, что у нас есть.
—Мне кажется, он был сумасшедший. Мне немного жаль его, но таким, как он, лучше не обременять собой этот мир.
—И вы думаете, он сам этого не знал?
Пауза.
—Пожалуй, я все-таки не прочь выпить чаю.
—Хорошо. У меня есть для вас сюрприз.
Он последовал за ней через весь дом в маленький садик. Она выложила чайные принадлежности на низенький столик, по сторонам которого лежали подушки. Рядом на печурке грелся металлический японский чайник. На столе расположились керамическая чаша в живописных трещинках, бамбуковая ложка с длинной ручкой и изящный венчик. Виньон не без труда опустился на подушку. Амалия, казалось, невесомо парила над своей.
—Знаете ли вы что-нибудь о японской чайной церемонии?— спросила она.
—Нет,— ответил Виньон.— Почти ничего.
—Говорят, если сделать все правильно, на тебя снисходит что-то вроде просветления.
—Это очень кстати,— заметил Виньон.— Я бы сейчас не отказался от любой помощи, пусть даже и свыше.
Амалия улыбнулась, глубоко поклонилась и залила измельченные листья зеленого чая горячей водой.
Была самая середина ночи, Спец лежал на больничной койке без движения, затерявшись среди трубок, датчиков и мигающей огоньками аппаратуры. В три часа ночи дверь отворилась, и в палату вошла некая фигура. Усевшись на стул рядом с кроватью, фигура несколько минут молча разглядывала Спеца. А потом произнесла:
—Ты задолжал мне сто сорок семь тысяч долларов и…— Локателли вынул из кармана пиджака клочок бумаги и сверился с ним — …пятьдесят три цента. Никаких процентов не накидываю — вижу, у тебя и без того проблемы.
Локателли подождал ответа, но его, судя по всему, не предвиделось. Тогда гангстер с некоторым усилием поднялся, подошел к вазе с фруктами и взял оттуда апельсин. Вернувшись к стулу, он с кряхтением снова уселся на него и начал чистить фрукт крошечным золотым перочинным ножичком.
—У нас есть два способа решить вопрос. Первый: я зову сюда двоих ребят, которые сейчас ждут в коридоре, и они копаются во всех этих проводках и приборах.
Локателли на некоторое время умолк, сосредоточившись на апельсине: он пытался снять кожуру одной длинной лентой. Покончив с работой, он гордо осмотрел ровную полоску кожуры и положил ее на соседний столик. Потом принялся делить апельсин на дольки.
—Есть и другой способ,— продолжил он,— мы с гобой заключаем сделку.
Веки Спеца вздрогнули, глаза открылись.
—В обмен на сто сорок семь тысяч долларов и…— он снова заглянул в бумажку — …пятьдесят три цента ты предоставляешь исключительные права на историю своих трогательных и героических приключений моей издательской компании «Коллатерал-пресс», для которой ты напишешь книгу. Ну, или кто-то другой напишет. Эта книга, в свою очередь, будет продана моей кинокомпании, «Коллатерал-пикчерс», а ты подпишешь договор о неразглашении, по которому обязуешься делать все, что мы тебе скажем, в противном случае попадешь под колеса мусоровоза, причем неоднократно. Ну, как тебе такое предложение? Засветишься в шоу Опры, попадешь в модную тусовку.
Рука Спеца задергалась, он жестом изобразил, будто что-то пишет. Локателли достал из кармана маленькую записную книжку в кожаном переплете и темно-бордовую шариковую ручку «Монблан». Он вложил ручку Спецу в пальцы и подсунул под нее записную книжку, открытую на чистой странице. Спец что-то быстро нацарапал. Локателли взял у него книжицу, надел очки и внимательно изучил страницу при свете лампы. Небрежная надпись занимала всю площадь бумаги, но разобрать буквы было можно:
поцелуй меня в ж — место исп продюс + проценты!!!
—Так-так,— сказал Локателли,— давай уточним, правильно ли я понял. Ты — дешевый сутенер из восточной части Лос-Анджелеса, которого за последнее время успели покромсать, как батон мортаделлы
[90], которому трижды выстрелили в грудь, и вот теперь ты лежишь в реанимации зачуханной французской больницы — не говоря уж о твоем должке размером в полторы сотни тысяч,— так вот, учитывая все вышеперечисленное, ты еще пытаешься со мной торговаться?
