–Не знаю,– пролепетала мин Леверин.– Мин Шелсин сказала, что никто не заметит. Она утверждала, что описи все равно не существует, и никто не знает всех костюмов в Опере. Поэтому я просто…– она с безнадежным видом пожала плечами,– надеялась.
–Мин Шелсин сразу предложила вам эту «сделку»? Или ей понадобилось время, чтобы решить, как поступить?
Мин Леверин, нахмурившись, задумалась над ответом.
–Она пришла ко мне на следующий день,– вздохнула девушка.– Видимо, ей не нужно было долго думать.
–Для Арвене’ан шантаж был занятием вполне естественным,– заметил Пел-Тенхиор.
–Она просила о каких-то одолжениях вашу подругу?– спросил я.– Или только вас?
–Не знаю,– ответила мин Леверин.– Мы не… с того дня мы не разговаривали. Но я не думаю, что у моей подруги есть хоть что-нибудь, что заинтересовало бы мин Шелсин.
–Благодарю вас, мин Леверин,– сказал я.– Вы мне очень помогли.
–Вам нечего бояться, Лало,– успокоил девушку Пел-Тенхиор.– И вашей подруге тоже. Я никого не собираюсь наказывать за влюбленность.
Мин Леверин спрятала лицо в ладонях и заплакала.
На обратном пути в зрительный зал я спросил Пел-Тенхиора:
–Как вы считаете, она шантажировала еще кого-нибудь в Опере?
–Боюсь даже предполагать,– вздохнул он.– Ясно одно: она не останавливалась перед шантажом, чтобы получить желаемое.
–Вопрос не в том, пошла бы она на это или нет, а в том, была ли у нее возможность шантажировать кого-то из коллег. Думаю, стоит выразиться иначе: имелось ли у кого-то из ваших сотрудников нечто такое, что ей хотелось получить? Кроме ведущей партии в новой опере.
–Она не могла заполучить эту партию с помощью шантажа,– усмехнулся Пел-Тенхиор.– Неудивительно, что ситуация так бесила ее.
Я вспомнил, что собирался спросить о жалованье мин Шелсин, и Пел-Тенхиор, не задумываясь, ответил:
–Четыре тысячи муранай в год. Она не была самой высокооплачиваемой певицей, и это ее тоже раздражало. Более того, предполагалось, что она будет исполнять ведущие партии меццо-сопрано только до возвращения меррем Аншонаран – которая, как вы знаете, скоро должна родить.
–Значит, теперь место мин Шелсин занимает мин Вакреджарад?
–Да, хотя это не имеет значения до начала репетиций «Сна императрицы Кориверо». Пока ведущие арии в основных операх я отдаю То’ино.
–А кто будет исполнять второстепенные арии меццо-сопрано?
–Ну, во всяком случае, не То’ино,– поморщился он.– А меррем Аншонаран не сможет приступить к репетициям еще по меньшей мере три месяца. Придется проводить прослушивания, и в конце концов у нас окажется несколько меццо-сопрано, а нужны всего две певицы. Хотя, возможно, Ама’о будет рада уступить часть ролей.
–Мин Вакреджарад не вернется в хор?
–Нет, пока я главный режиссер этого театра,– отрезал Пел-Тенхиор.
Почти все артисты находились в зрительном зале: одни распевались, другие болтали, собравшись в небольшие группы. Пел-Тенхиор громко произнес:
–Прошу всех ведущих артистов подняться на сцену.
Певцы, стоявшие на сцене, обернулись на его голос, словно подсолнухи к солнцу; из-за кулис вышли другие артисты. Их было восемь: четыре женщины и четверо мужчин; все были белокожими и светловолосыми, если не считать мин Вакреджарад. Среди них я заметил певицу, которая заменяла мин Шелсин. Она явно нервничала. На лицах остальных читалось лишь любопытство. Пел-Тенхиор продолжил:
–Дамы и господа, я очень надеюсь, что вы окажете отале Келехару всяческое содействие. Он пытается найти убийцу Арвене’ан.
Теперь занервничали все, но это было нормально. Немногие обладали уверенностью Пел-Тенхиора, который мог твердо смотреть в глаза Свидетелю Мертвых.
–Вы хотите поговорить с каждым отдельно или со всеми сразу?– спросил Пел-Тенхиор.
–С каждым по отдельности,– ответил я, понимая, что придется задержаться в театре надолго. Разговор с группой свидетелей позволял кому-то из них при желании утаить сведения, а этого я не мог допустить.
Общаться с мертвыми было намного проще.
Пел-Тенхиор кивнул и сказал:
–Мы это устроим. Идите в билетную кассу: там более-менее тихо, можно сосредоточиться, есть стол и стулья.
Остаток дня я провел, беседуя с артистами, каждый из которых любил убитую не больше, чем Пел-Тенхиор, но никто не желал в этом признаваться. Даже мин Вакреджарад, в присутствии которой мне рассказали о вражде между нею и мин Шелсин, неохотно говорила о собственных чувствах. Наконец, я сказал:
–Я ни в чем вас не подозреваю, мин Вакреджарад. Я просто пытаюсь узнать больше о личности мин Шелсин, а для этого мне нужно иметь представление о том, как она относилась к окружающим, и о том, как все вы, в свою очередь, относились к ней.
На лице певицы появилось скептическое выражение, но она ответила:
–Ни для кого не секрет, что мин Шелсин мне не нравилась, а она терпеть меня не могла. Даже в те времена, когда между нами не было конкуренции – я знала, что мне не получить ведущие партии, сколько бы я ни пела в Опере,– она вела себя так, словно мое существование угрожало ее положению в труппе.
–Когда начали ставить «Джелсу», она была вне себя от ярости.
–Да.Несмотря на то, что… не было никаких других главных партий, которые режиссер отдал бы мне, обойдя ее. Ей была невыносима сама мысль о том, что ее могут опередить хоть в чем-то.
Она осеклась, придя в ужас от собственных слов.
Беседуя со Свидетелем Мертвых, мужчины и женщины нередко говорили то, о чем обычно предпочитали помалкивать. По словам моего учителя, оталы Пеловара, это происходило потому, что нас учили слушать, а когда ты научился слушать мертвых, допрос живых не представляет никакой сложности. Пожилой Свидетель Мертвых из Лохайсо говорил, что любой может достичь такого результата, просто держа рот на замке и давая собеседнику высказаться. Я до сих пор не знал, кому из них верить, но неоднократно становился свидетелем того, как это происходило. Со мной самим такое случилось лишь раз с тех пор, как я стал прелатом Улиса,– во время аудиенции у императора.
Я постарался успокоить певицу:
–Я вас не осуждаю. Я лишь хочу найти правду.
–Правду о мин Шелсин?
–О ее смерти. Почему ее убили, на ваш взгляд? Насколько я понял, у многих возникало такое желание, но кто мог действительно решиться на преступление?
Мин Вакреджарад нахмурилась, и ее лицо, как у всех гоблинов, приобрело пугающее выражение. Но через несколько мгновений она поняла, что я имел в виду, и взгляд ее прояснился.
