–Думаю, что понимаю,– ответила Максвелл.– Я хочу вам помогать.
–Нет.
–Вот так категорически?
–Эллен, из-за нее люди гибнут. Если что-нибудь случится с вами, я… нет.
–Спасибо, Николас. Вы правда очень хороший. Но, во-первых, я уже втянута. Сила в единении, верно? А во-вторых, у меня есть две вещи, которые вам нужны.
Хансард глянул на Эллен, потрясенный ее искренностью, потом рассмеялся.
–Ладно, какая вторая?
Она тоже рассмеялась.
–У вас извращенный ум. У меня есть место, где можно спрятаться,– это раз. И два – я знаю, как добыть письмо Уолсингема.
Рафаэль поливал папоротники в своем белом травертиновом кабинете. Сразу за растениями настенные экраны переключались с коммерческого телевидения на камеры в метро, на трансляцию из конгресса и на передачи метеорологических спутников. Дверь тихонько открылась, и вошел Стрингер. Брючный ремень опасно низко сполз с его круглого брюшка, очки сидели на кончике носа, в пухлых руках была стопка папок с отчетами.
–Мы потеряли след доктора Хансарда,– с досадой сообщил Стрингер. Он ненавидел информационный вакуум.
–В Кембридже с ним обошлись как надо?– спросил Рафаэль без видимой озабоченности.
Стрингер открыл папку и, прищелкивая языком, перелистнул страницы.
–Согласно звонку из библиотеки, ему выдали документы, но отказали в помощи, как было велено. Они просят разъяснить, с чем было связано указание.
–Это безусловно не составило для них труда. Разъяснений не будет.
–Еще они доложили, что доктора Хансарда сопровождала женщина, вероятно, помощница.
Рафаэль опустил лейку.
–Да?
–Они не знают, кто она.
Рафаэль глянул вверх, на мягко шелестящие вентиляционные решетки.
–Итак. Он исчезает вместе с женщиной. Занятно.– Он полил следующий папоротник.– Установите личность женщины. Искать их не начинайте. Что до непредвиденных обстоятельств… кто у нас есть из тех, кого доктор Хансард знает?
–Кольбер в Женеве, Рулин в Мюнхене. Поллар в Афинах, но его нельзя будет так просто выдернуть.
–Доннер должна быть с Рулином. Это может оказаться полезным. Перебросьте их в Лондон, и пусть будут в состоянии готовности.
Стрингер сделал себе пометку.
–Профессор Эдвард Четвинд завтра возвращается в Англию. Известить его?
–Почему не позвонить прямиком в Москву?– Увидев, что Стрингер занес ручку над бумагой, Рафаэль слегка улыбнулся.– Никаких действий не предпринимать. Кроме того, профессор Четвинд уже оказал американским спецслужбам одну большую услугу. Его еще предстоит как следует вознаградить за организацию убийства Аллана Беренсона.
* * *
Было субботнее утро, начало двенадцатого. Хансард вел машину, Максвелл указывала дорогу. Они ехали меньше чем в миле к западу от Кембриджа, по крохотному городку, петляя по извилистым улочкам мимо парочки баров и заправки.
–Теперь последняя проверка перед ограблением.– Максвелл подавила смешок и указала на красную телефонную будку чуть впереди.
Хансард остановил машину. Он стоял в дверях будки, пока Максвелл набирала номер. «Все чисто»,– сказала она и поднесла трубку к его уху. Женский голос под треск магнитофонной ленты говорил: «…ра Четвинда. Профессор сейчас не может подойти к телефону. Оставьте сообщение после…»
Максвелл повесила трубку.
–Автоответчик, лучший друг взломщика.
–Это не всегда означает, что хозяина нет дома.– Хансард вспомнил, сколько раз валялся в постели, предоставляя автоответчику врать.
–Не всегда. Вы заметили, что там записан голос Марджи? Профессор ненавидит автоответчик, выключает сразу, как входит в дом. Это входит в число того немногого, что он не забывает. И даже если бы по какому-то невероятному совпадению Марджи приехала туда в воскресенье, она бы не включила автоответчик. Что и требовалось доказать. Идемте.
Они проехали еще с милю и свернули на подъездную дорогу, отмеченную кирпичными столбиками.
–Вот дом,– сказала Максвелл.
Дом был большой, комнат на пятнадцать-двадцать, каменный, двухэтажный, с окнами из стеклянных ромбиков и монументальными трубами. Стены густо заросли плющом, мимо шпалер с розами шла мощеная дорожка, выверенная с микромикронной точностью. За домом была садовая стена в ярд высотой, увенчанная трехфутовой, аккуратно подстриженной живой изгородью длинной футов шестьдесят.
–Карл Первый?– спросил Хансард.
–Отлично! А кто был владелец, круглоголовый или роялист?
–Трудно требовать, чтобы я определил это с первого взгляда… что ж, это небольшая усадьба, так что, думаю, роялист.
–Вы романтик, но вы правы. Машину поставьте здесь.
Хансард остановился у садовой стены. Прямо впереди, у дальнего края, была калитка. Эллен вылезла из машины, подошла к калитке, подняла задвижку.
–Идем?
–Мы не станем звонить в звонок?
–Нет. Не станем. Сюда.
Сад был строго формальный – чинный танец роз и конических туй, разделенных выложенными «елочкой» кирпичными дорожками, ограниченный с трех сторон оградой, а с четвертой – задней стеной дома. В ней было несколько окон и стеклянные двери.
Хансард сказал:
–Я не рассчитывал, что проект будет включать проникновение со взломом.
–Мы не будем ничего взламывать, просто войдем.– Максвелл вышла на середину сада, лицом к дому.– «Три Кольца – премудрым эльфам – для добра их гордого.– Она сделала три шага вперед и повернула направо.– Семь Колец – пещерным гномам – для труда их горного.– Семь шагов, поворот влево.– Девять – людям Средиземья – для служенья черного.– Через девять шагов она нагнулась, перевернула один из камней, обрамляющих клумбу, покопалась пальцами в ямке и вытащил что-то, стряхивая с него землю.– А одно – всесильное – Властелину Мордора»
[85]. – Она повернулась к Хансарду, держа зеленый от патины бронзовый ключ.– Или, как говаривала уборщица: «Эдвард Четвинд, кавалер ордена Британской империи, вечно не может найти ключи». Сюда.
Она открыла стеклянную дверь, и они вошли в дом, в профессорский кабинет.
–Сигнализации здесь, как я понимаю, нет,– сказал Хансард.
–Металлизированная лента на окнах от взломщиков,– сказала Эллен,– но он вечно забывает выключить эту радарно-ультразвуковую штуковину. Полиция приезжает четыре раза в неделю. Я догадываюсь, где может быть письмо, просто дайте мне минутку.
Она села за стол. Хансард оглядел кабинет – везде дерево и бронза, ковер на полу – цвета бильярдного сукна. И, разумеется, книги, сотни книг по стенам, оксфордский словарь (один том открытый на пюпитре). А еще полки и кронштейны с тысячами диковин и памятных вещиц, нахомяченных историком за целую жизнь. Хансард, не в силах справиться с собой, читал артефакты, как археологический раскоп. Фотографии в рамках и причудливой формы камни, шестидюймовая статуэтка рыцаря на коне, старый Военный крест в бархатной коробочке.
