Картерет сказал:
–Допустим, он знал о подмене? Приложил к ней руку?
–Тогда он не изучал бы рукопись.
Гулд сказала:
–Сделано ли сравнение этого экземпляра с другими?
–Других экземпляров нет,– сказал Эпплвуд.– Во всяком случае, в этой стране. Все, кто занимается текстом, очень озабочены, чтобы вокруг них не случилось такой же газетной свистопляски, как вокруг дневников Гитлера – особенно если манускрипт тоже окажется подделкой.
–Однако у Беренсона экземпляр был,– заметил Картерет.– А он даже не историк.
Полоньи сказала:
–Джо, вы не хуже меня знаете, что Аллану оказывали услуги, порой исключительные.
Гулд сказала:
–Так вы считаете, пьеса может что-нибудь дать.
Эпплвуд пожал плечами и глянул на Рафаэля.
Рафаэль сказал:
–Мы практически уверены, что доктор Беренсон руководил сетью агентов. Увы, у спецслужб нет никаких ниточек, чтобы на этих агентов выйти. Нам остается, как всегда в таких случаях…– он вроде бы улыбнулся, но, возможно, так показалось из-за освещения,– исследовать все доступные возможности.
Гулд сказала:
–Хансард будет заниматься пьесой, которой, на минуточку, четыреста лет.
–И которую Аллан счел нужным отправить своему агенту по секретному каналу,– ответила Полоньи.
–Ладно,– проговорила Гулд.– Это хоть что-то. И у нас точно нет ничего другого. Полагаю, гонорар будет огромный?
Картерет рассмеялся. Стрингер поднял страдальческий взгляд. Рафаэль сказал только:
–Есть еще соображения по поводу данной операции?
–Просто разбудите меня, когда все закончится,– ответил Картерет, вставая.– Прошу у всех прощения, но у меня лекция…
–Разумеется,– сказал Рафаэль.– Следующая официальная встреча через две недели.
Картерет вышел. Эпплвуд и Гулд попрощались со всеми и ушли вместе, продолжая прерванный разговор о криптографии. Стрингер встал, кивнул доктору Полоньи и тоже вышел. Дверь за ним закрылась со слабым шипением.
Доктор Полоньи достала еще сигарету и прикурила от зажигалки «Зиппо» с эмблемой воздушно-десантных сил Иностранного легиона. Рафаэль сидел абсолютно неподвижно. Она затянулась, выпустила дым и сказала:
–Вы решили поручить это… упражнение Николасу до или после того, как он сообщил о своем решении уйти?
–Вы согласитесь, что лучше его никто не справится.
–Лучше его никто не справится, как вы прекрасно знаете. А теперь ответьте на мой вопрос.
–Разве вы сейчас на него не ответили?
Полоньи мгновение молчала, потом спросила:
–Вы уверены, что он не уйдет, да? Вы рассчитываете его использовать, пока он не…
–Доктор Хансард добровольно подал прошение об отставке и так же добровольно взялся за Скинскую рукопись.
–Он чувствует себя виноватым, считает себя ответственным,– сказала Полоньи.– Он гениально отыскивает исторические причины и следствия; думаете ли вы, что он не увидит их здесь?
Рафаэль кивнул:
–Продолжайте.
–Мы могли бы сообщить ему правду. Что Аллан был под подозрением уже два месяца и за ним наблюдали. Можно было бы даже рассказать о Семиакте. Уверена, его бы это зачаровало.
–Уменьшило бы это его чувство вины? Вопрос не риторический, доктор Полоньи. Я не против того, чтобы открыть доктору Хансарду больше – если это улучшит его душевное состояние. И, разумеется, вы знаете, какой гриф секретности у Семиакта. Мы не вправе раскрывать Хансарду сведения такого уровня.
–С каких пор вас смущает уровень допуска?– Полоньи покрутила сигарету в пальцах.– Возможно, вы правы. Это лишь… еще больше осложнит дело. Я снимаю свое предложение.
–Оно было разумным.
–«И все мы, о, мы все весьма разумны»
[28].
–Доктор Беренсон был вашим другом,– сказал Рафаэль.– Доктор Хансард завербован вами. Хотя и не знает об этом.
–Мне будет очень не хватать Аллана,– проговорила доктор Полоньи голосом, в котором не слышалось особых чувств и уж точно не слышалось горя.– Особенно – «Дипломатии» с ним… вы когда-нибудь играли в «Дипломатию», Рафаэль?
–Я знаком с игрой,– ответил Рафаэль,– но не играю.
–Да, понимаю.– Полоньи улыбнулась.– Зачем вам? До свидания, Рафаэль.
–До свидания, доктор Полоньи.
Она затушила сигарету в переполненной пепельнице, развернула инвалидное кресло и поехала к выходу. Дверь с шипением открылась перед ней и закрылась за ее спиной.
Рафаэль встал и пошел в свой кабинет. Когда он выходил, датчик почувствовал, что в конференц-зале никого нет, и выключил свет.
Рафаэль сел за стол, сложил ладони и стал смотреть на экраны. Через несколько минут вошел Стрингер с черной папкой и положил ее на стол.
–Последний отчет по ликвидации Беренсона.
Рафаэль открыл папку, проглядел документы, захлопнул ее.
–Да… я помню времена, когда у каждой спецслужбы был свой стиль ликвидации. Этим гордились. «Так умрет каждый, кто против нас». Затем из убийств ушел всякий азарт, осталась одна целесообразность, и все стали делать целесообразно. Экономно, эффективно, конвейерно. Как японские автомобили.
–Важно ли, кто его убил?
–Не особо. Не закрывайте досье. Где сейчас доктор Хансард?
–В Шекспировской библиотеке Фолджера. Пошел туда прямиком отсюда.
–А…– Рафаэль чуть изогнул губы в улыбке, шире он не улыбался никогда.– Рукопись еще не доставили, а он уже вошел в исследовательский режим.
Стрингер глянул чуть озадаченно – сам он был в исследовательском режиме всегда.
–Вести запись, что он там делает?
–Незачем,– ответил Рафаэль.– Как напомнила мне доктор Полоньи, понимай мы, что доктор Хансард делает с историческими источниками, мы бы меньше нуждались в его услугах. Очень скоро он поедет в Англию. Организуйте слежку.
В вестибюль лондонского отеля вошла ослепительная пепельная блондинка в панорамных солнечных очках, серебряных с бронзой серьгах размером в ладонь, просторном белом тренчкоте от Карла Лагерфельда, черной водолазке и кожаной юбке. Все аксессуары – шарфик, перчатки, пояс, туфли на опасно высоком каблуке – были такие же кроваво-алые, как ее помада.
Всех в холле что-нибудь приковало – каблуки, бедра, загадочные губы; все смотрели. Раскрытые журналы и недописанные открытки были забыты, руки, протянутые за ключами или за сдачей, замерли в воздухе. Когда за женщиной закрылась дверь лифта, по вестибюлю пробежала дрожь облегчения.
