В груди всё ещё пекло, но уже не так едко. И гул в голове понемногу стихал. Остановившись на очередном светофоре, Никита с удивлением понял, что оказался совсем рядом с работой. Буквально за ближайшим поворотом находился бизнес-центр – стеклянно-бетонная громадина, верхние этажи которого занимал офис их компании.
Вот уж и впрямь заработался…
Дементьев остановился у обочины. Надо, пожалуй, возвращаться. Однако что-то удерживало.
Ну, приедет сейчас домой и что? Продолжат с того момента, на котором остановились? Ничего ведь за минувший час не поменялось. И неизвестно ещё, до чего они на этот раз договорятся. Или же будут оба скорбно молчать. Инне это, конечно, хорошо удается, а вот ему – не очень. Он точно сорвется. Ему и находиться рядом с ней такой тягостно. Как в палате с тяжелобольным, где что ни делай – почти всё неприлично. Не лучшее сравнение, конечно, но ощущения схожие.
И что делать? Как всё вернуть, чтобы у них было, как раньше? Черт его знает. Дементьев не понял даже, как так получилось, что они разругались. А уж как выруливать из этой ситуации – он тем более понятия не имел.
Ладно, решил он, сейчас лучше обоим остыть, чтобы ещё больше не наломать дров…
Дементьев прикинул, куда податься, где заночевать. Можно было рвануть к Климову, но ведь придётся как-то объяснять свое появление. Врать – воображения не хватало. А говорить правду – вообще не вариант. Стас и так Инну на дух не выносил.
Тогда оставалась гостиница.
Дементьев уже взялся за телефон посмотреть, какие места есть поблизости, но тут вспыхнул экран, а корпус завибрировал.
Звонили с работы, с поста охраны. Дементьев сразу напрягся: там-то что не так?
Оказалось – не сдали ключи от отдела. За такое, если всплывет, от главного прилетит неминуемо.
Один запасной комплект Дементьев всегда имел при себе на всякий случай. Второй брала Диана и, видимо, после фуршета забыла их сдать. Подвыпила она там неплохо.
– Они как, ещё гуляют? – спросил Дементьев охранника.
– Да нет, отгулялись. Где-то с полчаса как разошлись. Банкетный зал ещё открыт, но там как раз сейчас убирают.
Подъехав к офису, он по привычке взглянул наверх. Окна их отдела тускло подсвечивали, как если бы кто-то сидел в темноте перед включенным монитором.
В просторном холле бизнес-центра было тихо и пусто. Лишь за стойкой вяло переговаривались два парня-охранника.
– О, Никита Андреевич, как вы быстро, – удивился один из них, увидев Никиту.
– Я был поблизости, – бросил Дементьев. – Может, кто-то из наших остался?
– Нет, я поднимался туда к вам, – мотнул коротко стриженной головой охранник. – Закрыто. Заперто. Никого нет. Ушли уже все. А ключ не сдали, – напомнил ещё раз.
– Я всё равно поднимусь… проверю.
Парень дернул плечом, мол, как пожелаете, хозяин – барин.
На их этаже стояла гробовая тишина. Дементьев подергал ручку двери – и правда, заперто. Достал ключи.
Открыв дверь, почему-то вошел не сразу. Замер на несколько секунд, ощутив вдруг, как дернулось сердце, а потом забилось с перебоями.
Бред какой, усмехнулся он про себя и уверенно переступил порог. Однако сразу же нащупал на стене выключатель и зажег свет.
И тут же увидел у окна Диану…
Она зажмурилась от внезапного света, отвернулась, а затем вообще закрыла лицо ладонями. Но Дементьев успел заметить, что она плакала.
В первый миг он растерялся. Плачущие люди – ну, кроме собственных детей – всегда его обескураживали. А от Дианы он и вовсе не ожидал ничего подобного. Наверное, даже застань он тут рыдающим Славика – и то удивление было бы не столь сильным.
Диана могла быть какой угодно, но только не слабой. И уж точно не ранимой. Работала без устали, никогда не жаловалась, у нее и плохого настроения не бывало. Ледокол «Ленин» – называл её иногда Славик, да и некоторые другие коллеги с его подачи. А если бы её взялся описывать сам Дементьев, то, скорее всего, припомнил бы старую песенку Макаревича «Она идет по жизни, смеясь».
И эти слезы полностью ломали её образ. Может, она просто совсем не умеет пить?
Захотелось вдруг уйти. Малодушно сбежать, будто ничего не заметил.
Тут же устыдившись своего порыва, Дементьев притворил за собой дверь и медленно подошёл к окну. Вернее, к Диане. А она так и стояла, пряча лицо в ладонях. И, наверное, продолжала даже и сейчас беззвучно всхлипывать – он видел, как подрагивали её плечи.
– Диана, что случилось? – постарался произнести с сочувствием, но вышло натужно. Может быть, оттого что ему не хотелось ничего знать. Или же оттого, что он и так догадывался, в чем дело.
Она качнула головой.
– Диана… Может, я могу чем-то помочь? – помешкав, он положил руку ей на спину, чуть выше остро выпирающих лопаток.
А она вдруг приникла к нему, уткнулась лицом в плечо и заплакала уже вслух. Надрывно и горько. Похлопывая ее по спине, он бормотал:
– Ну, всё… тише… не плачь…
На удивление, она быстро успокоилась. Всхлипы стали реже, а затем и стихли. Она слегка отстранилась, подняла на него мокрое, опухшее лицо с потеками туши.
– Простите… я такой дурой себя чувствую… так стыдно… сама не знаю, что на меня нашло…
– Да перестань, все мы люди. Хочешь воды?
Она кивнула.
Дементьев прошел в другой конец кабинета, где стоял диспенсер. Пока наливал воду, Диана уже успела мало-мальски привести себя в порядок. И выглядела она гораздо трезвее, чем он думал.
– Никита, можно с вашего телефона вызову такси? У меня разрядился.
– Да я тебя и сам подвезу. Ты же где-то недалеко отсюда живешь?
– Да, на Советской. Спасибо, но мне и так неудобно…
* * *
Спустя четверть часа Дементьев подъехал к обычной панельной хрущевке.
– Да, вот тут остановите, пожалуйста, – попросила Диана.
Из подъезда доносились пьяные вопли и взрывы хохота.
– С соседями не повезло? – спросил её Дементьев, заметив, как напряглась Диана.
