Попыталась посчитать сколько прошло дней с момента того рокового и поняла, что просто не знаю. На телефоне стоит дата, но вспомнить точную не могу. То ли неделя, то ли день, что, конечно, невозможно.
В голове всплыли момента до всего этого. Мое безграничное счастье. Моя любовь.
О муже я старалась не думать. Надеялась, что все выгорит. Но там, в сердце, по-прежнему было его место и занимало большое пространство, которое я никак вручную не могла сузить.
Сколько бы ни пыталась понять мотивы его решений, так и не смогла. Я не предавала, не уходила первой, не обманывала. Я просто была женой и любила. А вот он.
Где-то в глубине своих мыслей я желала и ему страданий. Таких же, как мои. Я корила себя за это, ведь я не такая злая, не желаю другим боли. Но все же такие проскальзывали помыслы.
– Тук-тук, можно? – раздалось после озвученного стука в дверь. – Самар? Ты спишь?
– Нет, Ольга, проходите, – чуть приподнялась на постели сев и сразу ощутила тошноту, но уже не такую легкую как было раньше.
Погладила шею, надеясь, что это пройдет. Только в этот раз сильней и прям чувствовалось, как что-то поднимается изнутри все выше.
Женщина вошла ко мне и посмотрела на меня с грустью, а после спросила, как я себя чувствую.
– Что-то не очень хорошо. Меня, кажется, сейчас… – но договорить не успела. Я побежала в ванную, которая была одна в доме и надеялась, что там не занято.
Мне было неловко, но я задвинула назад эти чувства, потому что, казалось, что желудок сейчас выйдет вместе со рвотой.
– Так, – раздалось над головой, когда все прекратилось. – Вставай-ка и рассказывай, в чем дело?
Быстро умылась и прополоскала рот, а сама думала, что это может быть вообще.
– Беременна или нервы?
Ее вопросы ввели меня в небольшой ступор. Я бы и не подумала…
– Нет, скорее всего, второе.
– А почему не первое? Или ты предохранялась с мужем?
– Нет, то есть да… Но, я не думаю…
– А когда следующие критические дни и скажи предыдущие.
– А… Все осталось в телефоне старом. Я, если честно не помню даже. Если посидеть подумать, то, может, и придет в голову что-то.
– Подумаешь, а пока что давай за стол, хватит быть затворником, а я сейчас приду.
Одевшись как подобает, я вышла на кухню. Рада была, что я там оказалась одна. Потому что знаю, что у Ольги есть муж, но он, видимо, уже на работе, а Карим… Его вот я тоже не видела и не знала, где он может быть.
Поев, убрала за собой посуду, помыла все и протерла стол, как появилась снова хозяйка.
– Держи вот, – протянула мне две коробочки.
– Это что тесты?
– А ты, как думала. Проверяй, а потом видно будет что нам делать дальше с тобой.
Взяла их в руки и ушла в туалет. Но внутри я была и против, и за. И чего во мне было больше, я не могла понять.
Ребенок?
Меня одолел дикий страх.
Страх за малыша, которого, возможно, нет, и все же, я сейчас испугалась не на шутку. Если я беременна, то мне стоит скрыть этот факт от его отца. Потому что иначе его постигнет не лучшая участь. Тот мир слишком жесток. А Давид, выросший в нем, должен меня понять. Просто обязан.
Но я не беременна… Точнее, надеюсь, что это не так. Мы ведь всего пару раз без презерватива занимались сексом. Некоторые годами не могут завести детей, а тут от двух раз? Нет… не может быть.
Минута ожидания, и я не смотрела ни на полоску обычную, ни на пластиковый футляр.
А когда опустила глаза, меня ударило изнутри как молотком.
– Господи… – закрыла лицо и заплакала.
Как же так? Как такое возможно? Моя жизнь разрушилась до основания и такой поворот.
Яркие полосы и жирный плюс. Беременность есть, а разума нет.
Вышла и счастливая, и заплаканная от страха.
– Ну ничего, ничего. Это просто первые эмоции, – женщина гладила меня по спине и дарила покой, который мне был так сильно нужен. Ведь я не понимала, куда мне теперь двигаться и как принять этот подарок судьбы.
Месяц спустя
Тоска не длится вечно. Точнее, шлейф, что следует за ней… шлейф боли и остаточной агонии.
За время, проведенное у маминой подруги, я многое успела принять, кое-что понять.
Я медленно оставляла свою прошлую жизнь за границей страны, в которой строила свою новую судьбу. Во мне живет малыш, или малышка. И я, думая об этом чуде, прихожу в восторг. Я счастлива, что у меня будет ребенок.
Когда сошли первые эмоции, я пропиталась духом материнства и ощутила благодарность. Многое, потеряв мне казалось, что ничего не воссоздать вновь. Но это оказалось не так. У меня будет ребенок. И пусть он будет напоминать мне Давида всю оставшуюся жизнь, я была рада, что стану мамой.
Ведь я не пыталась забыть прошлое. Совсем нет. Я знала, что это невозможно. Я просто жила дальше в новой реальности, которую мне подарили мама и Карим, который по-прежнему был рядом и по-отечески заботился обо мне.
Иногда мелькала мысль, что я не имею права улыбаться и радоваться жизни, если моя мама отдала за эту возможность ради меня жизнь. Но Ольга приходила на помощь и говорила, чтобы я этого не делала.
Эта удивительная женщина дарила мне очень много тепла и улыбок, что, казалось, мама все еще рядом. Не удивительно, что они были подругами. Они даже чем-то похожи. Я впитывала ее любовь и грелась в ней. Потому что ощущала ее искренность.
Я встала на учет в местной больнице, по старой фамилии мамы. Так настоял Карим, привезя новые документы. Я больше не была замужем, и обручальное кольцо, которое теперь дарило не тепло, а холод, носила на шее. Выкинуть его все же не смогла, как и убрать далеко в ящик. Оно помогало быть в трезвой памяти. Не питать иллюзий, не надеяться.
В самом начале, после приезда я по-дурацки порой ждала, что Давид приедет и скажет, что все это ложь. Что все подстроено моим отцом. Скажет, что любит меня и малыша. Заберет с собой. Но дни шли один за другим, а в дверь так никто и не постучал.
Когда день сменялся новым днем, я испытывала сначала боль, а за ней и злость. Так истязала себя, пока не смирилась.
Иногда он мне снится. Весь безжизненный такой, похудевший и уставший. С отросшей щетиной, которая ему все равно идет. Говорит, что ждет меня. Что не отпустит. Найдет и увезет домой. Я плачу и верю, а потом просыпаюсь и долго не могу уснуть. Потому что не хочу засыпать и снова слышать эту ложь. Мне тяжело в этом плане. Если маму я отпустила, потому что нет иного выхода. Смерть никак не исправить. А вот с ним, эта самая неясность вводит меня в заблуждение. А я хочу поставить точку, но не могу. Обида гложет и напоминает о том, как несправедливо со мной обошлись. И его ребенок во мне растет. Точку поставить я, кажется, никогда не смогу.
