— Дай.
Эрик достает мобильник из заднего кармана и протягивает мне.
— Номер Ромы есть?
Он кивает.
— Набери.
Эрик внимательно на меня смотрит, не понимая, что происходит, но все же выполняет.
Когда я слышу первые гудки, забираю телефон из его рук и прикладываю к уху.
— Эрик, куда вы исчезли? И Алину забрал, моей женушке скучно без нее, — весело болтает Урусов.
— Рамазан, ты вернул тачку в салон, ту, что мне купил?
Воцарилась небольшая пауза, после которой Рома все же заговорил:
— Алина? Да, я… да… я вернул, когда ты сказала, что тебе она не нужна…
— Хорошо, тогда я бы хотела, чтобы ты перечислил эти деньги на мой счет. Ты же сможешь? Ровно ту сумму, в которую ты оценил свою благодарность мне.
— Э… да… конечно, — медленно, с осторожностью отвечает он.
— Отлично, тогда жду в понедельник.
На этих словах сбрасываю вызов и протягиваю трубку Эрику. Он стоит в недоумении и просто смотрит на меня.
— Ты в порядке? — как ни в чем не бывало спрашивает у меня Миллер.
— Лучше не бывает, — отвечаю с кислой миной.
— Помнишь, ты спрашивал, не мой ли это бывший парень, что я так болезненно отреагировала на него.
— Ну, — осторожно уточняет.
— Так вот, это не бывший парень, а лучший друг моего жениха, который погиб в автокатастрофе, шесть лет назад. А ты, Эрик, — делаю шаг вперед и тыкаю в него указательным пальцем, — был заменой Ильи. Сказать по правде, хреновой заменой, вернее — никакой.
Надеюсь, эти слова хоть немного заденут его за живое, если не душу, то хотя бы гордость.
Ты Илье и в подметки не годишься, ни внешностью, ни характером, ни душой. И, думаю, пора прекращать этот цирк. Ты хотел развлечься, я хотела найти замену, ни у кого из нас ничего не получилось. Так смысл продолжать общаться?
Эрик застыл как кукольное изваяние, и мне пришлось обойти его, чтобы продолжить свой путь.
Однако уйти далеко мне не дали.
— Ты обижена, и что бы я сейчас ни сказал, ты мне не поверишь. Поэтому я позволю тебе сейчас уйти. А после, когда ты остынешь, мы поговорим.
Его слова пробивают вакуум, в который я сама себя вогнала, чтобы суметь пережить боль от услышанных слов. Он мне позволит?!
— Ах ты мудак! — разворачиваюсь и бегу на него, размахивая руками, бью по груди, плечам. — Подонок, урод! Да кем ты себя возомнил! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — повторяю раз за разом, нанося удары, стараясь причинить хоть малую часть того адского пепелища, что он устроил в моей душе.
— Я люблю тебя…
— Гад, ублюдок, убила бы тебя, — продолжаю остервенело наносить удары, посылая проклятья на его душу.
— Я люблю тебя…
— Что ты такое?! За что ты так со мной!
— Я люблю тебя, Алина…
Эрик хватает меня за плечи и трясет, стараясь докричаться.
— Ты слышишь меня? Я люблю тебя!
— Нет, нет.
Я не верю в то, что слышу. Он не способен на это чувство, и уж точно не ко мне. Верчу головой в разные стороны. Нет, нет! Он пытается задурить мне мозги.
— Да, да, и уже давно, просто не признавался сам себе, не мог поверить, что смогу полюбить… Но ты все изменила… Ты заставила меня поверить в то, что существуют такие люди, которые по доброте своей могут просто помочь, быть отзывчивыми к чужому горю…
— Нет, нет…
Я словно в трансе продолжаю отрицать его слова, иначе боюсь поверить и вновь уничтожить себя.
— Да, ты показала, что даже без особых богатств можно иметь гордость и честь и не быть корыстной. Быть красивой, умной, гордой, но в тоже время милосердной, любящей и искренней…
— Нет, отпусти меня, Эрик, отпусти…
— Не могу, ты изменила меня, я теперь без тебя не могу и дня. С ума схожу оттого, что не могу видеть тебя, прикоснуться, поцеловать…
— Нет. Ты убьешь меня, я уже не могу, Эрик. Твои эмоциональные качели доконают меня…
Я слышу его слова и отчаянно борюсь сама с собой, чтобы в них не поверить. В груди ноет душа и рвется сердце, желая наконец найти успокоение в его объятиях, но разум продолжает твердить, что не может этот человек любить меня, ну не может, и все тут.
— Алина, я верю в нас, я верю в тебя, ты сильная. Мы с тобой сильные и все преодолеем.
— Ты дьявол на земле, Эрик, который то возносит меня на небеса, то скидывает с них без страховки. Сейчас я понимаю, что мой лимит на дополнительные жизни исчерпан. Еще один такой взлет, и падение уже будет фатальным…
— Алина, теперь никаких падений, теперь только…
Эрик рывком притягивает меня к себе и заключает в крепкие объятия.
— Прости меня, малыш, прости за все. Я больше не заставлю тебя страдать, я сам разобьюсь, но тебе не позволю почувствовать и крупицы той боли, что уже заставил испытать. Все изменится, я уже изменился, только ты не меняйся. И не уезжай больше. Впрочем, я не позволю тебе уехать так далеко и без средств связи. За этот месяц я многое передумал, Аля, — неожиданно его голос зазвучал тише, и мне пришлось прислушиваться к его словам, чтобы разобрать их, — и одно вывел для себя точно: я тебя люблю и мы будем вместе. Больше я тебя от себя никуда не отпущу. Мы отлично ладим, у нас невероятная химия в постели, да и вне ее мы прекрасно подходим друг другу, если не спорим, поэтому мы идеальная пара. Больше такой девушки, как ты, я не найду, да и не нужна мне другая, хочу только тебя. Везде, повсюду. Чтобы всегда была рядом…
Замерев, слушаю его признания, сил сопротивляться им больше нет. Мягкая нега затягивает всю меня, заставляя трепетать от каждого произнесенного им слова.
— Ты моя маленькая фурия, которая не только добрым словом, но и делом смогла приручить такого одинокого эгоиста, как я. Ты заставила меня поверить в честь и справедливость, чистоту души и стремление добиваться поставленных целей. Я могу смотреть на тебя часами в ожидании лишь звука, исходящего от тебя, потому что я скучал даже по твоему голосу, звонкому и в то же время нежному.
Я потеряла ход времени. Просто стою в его объятиях, таких сильных, теплых и надежных, и чувствую спокойствие. Эрик перебирает пальцами локоны моих волос и больше ничего не говорит, как будто тоже наслаждается нашим единением.
Как вдруг его рука опускается ниже и сжимает мою ягодицу.
И я чувствую упершийся мне в бедро бугор.
— Эй! — искренне возмущаюсь тому, как он испортил такой романтический момент между нами.
— Извини, тут я не властен, он так живо всегда реагирует на тебя.
Хочу оттолкнуть его, наконец придя в себя и начав мыслить рационально.
