Но это случилось. Он влюбился в ее улыбку, в ее естественную красоту, мягкое обаяние и позитивный взгляд на жизнь. Из-за нее он изменил программу с Джексонами, и она оказалась права. Тим хотел убедиться, что его сын не станет еще одной пешкой в большой игре Локеттов, а получит достойное внимание и заботу. Так и случилось.
Но теперь, когда контракт был подписан, Роман словно оцепенел. Он должен был праздновать — ему удалось подписать контракт с одним из лучших игроков студенческого футбола. Он доказал отцу, что стоит того, чтобы с ним считались. Победа, однако, казалась пустой. Шантель он потерял.
Она считала, что Романа больше волнуют бизнес, власть и деньги, чем их зарождающиеся отношения. Но это было справедливо для вчерашнего Романа. С тех пор как узнал, что станет отцом, он изменился.
Он понял, что нет ничего важнее счастья и благополучия его ребенка.
В дверь постучали.
— Войдите.
В кабинет вошел Джулиан.
— А, это ты.
Джулиан плюхнулся в кресло и уставился на брата.
— Что? — спросил Роман.
— Скажи мне, что ты не дурак. Скажи, что знаешь, что облажался, и собираешься бороться за мою подругу.
Роман стиснул зубы, услышав, как он назвал Шантель своей подругой.
Джулиан жестом остановил его:
— Даже не начинай. Это такой оборот речи. Я все ждал, когда ты наконец поднимешь свою задницу и что-нибудь сделаешь.
— Что я могу сделать? Она не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Она заблокировала меня.
— Съезди к ней домой. Убеди ее, что она совершила ошибку.
— Уже ездил, — сказал Роман, встав из-за стола и начиная вышагивать по комнате. — Два дня назад. Ее не было. Более того, она сменила замки. Я отправился к ней в офис, но ее коллега сказал, что она взяла отпуск.
— Похоже, она действительно на тебя разозлилась.
Роман покачал головой:
— Не разозлилась. Разочаровалась.
— Почему?
— Разве твоя подруга тебе не сказала? — Он полагал, что Шантель проболталась еще тогда, когда брала у него машину.
Джулиан молча смотрел на него.
— Неужели ты до сих пор ничего не понял? — наконец сказал он. — Разумеется, мы с ней друзья, но она не стала бы рассказывать мне то, что могло бы испортить наши с тобой отношения. Ты должен избавиться от этой глупой ревности.
— Это не ревность. Скорее какое-то собственническое чувство. Конечно, это безумие, но оно появилось у меня после нашей первой ночи. Что она моя женщина. Я понимал, что не имею на нее никакого права, но, когда я узнал о ребенке, я сделал все, что мог.
Джулиан кивнул:
— Согласен. Даже я был впечатлен. И не только я, но и Шантель тоже.
— Она сказала мне, что любит меня.
Глаза Джулиана расширились.
— Она это сказала? Так что же случилось? Должно быть, что-то серьезное, раз она прекратила с нами общение.
— С тобой тоже?
— Да. Я пытался. Звонил. Писал. Никакого ответа.
«К этому времени она может быть где угодно».
— Итак, я жду, — сказал Джулиан. — Что ты сделал?
— Я не встал на ее защиту, когда наш папаша разразился одной из своих печально известных тирад. Она все слышала.
— Господи! — Джулиан потер лоб. — Вот засада. Ты должен найти ее, Роман. Извиниться. Просить, умолять о прощении, потому что другой такой тебе не найти.
— Как я могу извиниться, если не знаю, где она?
Джулиан вздохнул:
— Надо подумать. Зная ее, я бы предположил, что она могла отправиться туда, где чувствовала бы себя любимой. Где чувствовала бы, что о ней заботятся. Она могла бы отправиться…
— Домой в Макдоноу, — закончил Роман. «Как я мог об этом не подумать?» Он же сам видел окружавшую ее там любовь. Конечно, ей сейчас хотелось любви, комфорта и безопасности, и все это ей могла дать ее семья.
— Спасибо, Джулиан. Я рад, что ты выслушал меня и не сделал поспешных выводов.
Джулиан рассмеялся.
— Как в тот раз, когда я двинул тебя кулаком в челюсть?
— Вроде того. — Говоря это, он начал пятиться к двери. — Но я обещаю все исправить и вернуть Шантель.
— Постарайся сдержать свое обещание, иначе…
— Знаю, знаю. — Сейчас он должен был сосредоточиться на том, что мог сделать только он. Но был ли у него шанс, что Шантель простит его? Роман не терял надежды, потому что на это он поставил все свое будущее.
— С тобой действительно все в порядке? — Джордж Уилсон с беспокойством смотрел на свою дочь.
— Да. — Шантель опустила голову, зарывшись лицом в гриву лошади, чтобы скрыть свою боль.
Словно чувствуя, что что-то не так, лошадь заржала.
Шантель смахнула слезу, досадуя на себя за эту слабость. Слезы все равно не могли ничего изменить. Потому что в жизни не бывает никаких если. Ты должна иметь дело с тем, что тебе выпало, и столкнуться с последствиями, какими бы они ни были.
Ей пришлось научиться этому, когда умерла ее мать. Научиться справляться с болью и двигаться дальше.
— Не пытайся одурачить меня, юная леди. — Отец обнял ее за плечи и притянул к себе. — Я вижу, когда ты расстроена.
— Не надо меня утешать. — Шантель попыталась отстраниться, но ей это не удалось. Наконец она сдалась, и ее шлюзы открылись.
— Правильно, Лютик. Надо выпустить это наружу.
Когда она успокоилась, одна сторона его рубашки оказалась мокрой. Джордж проводил ее к дому и усадил в плетеное кресло-качалку.
Шантель сидела на веранде, глядя на расстилающийся до самого горизонта пейзаж, когда отец принес ей из кухни чашку чаю.
— Твой любимый, — сказал он. — Ромашка с медом.
— Спасибо, пап.
— Я не помню, чтобы ты так плакала с того дня, когда умерла твоя мать. После этого ты замкнулась.
— Я не могла. — Когда он странно посмотрел на нее, она пояснила: — Плакать. Это ничего бы не изменило. Не вернуло бы ее. Я чувствовала себя предательницей. Так, словно я ее подвела. Я не понимала, насколько она была несчастна. Насколько вообще нужно быть несчастной, чтобы оставить детей, которые так нуждались в ней.
— Бедная моя девочка. Я не знал, что ты испытываешь чувство вины из-за ее самоубийства. Ты не должна так думать. Ты ни в чем не виновата.
Шантель покачала головой:
— Я должна была сделать больше для нее.
— Тебе было восемнадцать, ты поступила в колледж. Что ты могла сделать?
— Не знаю. Все, что угодно, лишь бы этого не случилось.
