Второй удар всё-таки валит его навзничь.
Вот и всё.
Руки плетями повисают вдоль тела. Ноги слабеют. Я падаю рядом, закрывая себе рот двумя руками. Падаю, не чувствуя телом и тысячной доли той боли, что разливается внутри. В холодном свете луны его лицо выглядит растерянным и бледным. Восковым.
Я, кажется, только что совершила двойное убийство. Вот прямо сейчас… его и себя.
Смотрю и не могу даже пошевелиться. Осталось убедиться, прощупать пульс, но мне так сильно страшно. Надежда — хрупкая как скорлупка — последнее, что удерживает мутный разум на месте.
— Дамир? — за хрипом агонии не слышу свой голос.
Не сразу улавливаю реальность ритмичных шлепков. Аплодисменты? Неужели ад уже разверзся?..
Последняя капля
— А ты всё продолжаешь меня восхищать. Браво, милая. Я думал просто упечь его за решётку, но так даже лучше. Брат никогда не умел выбирать женщин.
Кипящая во мне боль переплавляется в холодную ненависть.
— Ты тоже! Тварь, — я вскидываю голову, готовая в него вцепиться. Голыми руками выцарапать из Алекса жизнь. Исправить несправедливость, стоившую Дамиру так дорого.
Однако тело подводит практически сразу же. Измученные непрерывным стрессом мышцы не могут сопротивляться силе крепкого мужчины в самом расцвете лет.
— Я тоже, — маска Дамира искажает голос мужа. Ровный и бесцветный, тот кажется эхом преисподней. — Но зато учусь на своих ошибках. Элю я не хотел убивать. Глупая кукла мне просто недостаточно доверяла.
Второй подводит выдержка. Я цепенею, позволяя оттащить обмякшую себя к колодцу. Жестокость совершённой ошибки разит наповал.
— Ты нарочно запугал, а затем оставил ключи, — едва выдыхаю онемевшими губами. — Знал, что будет ревновать. Что не сможет находиться рядом… что побоится повторить.
— И это сработало. Мои овации, дорогая.
Вгоняю ногти в ладони, стараясь вывести себя из ступора, прогнать леденящий озноб, сделать хоть что-нибудь в конце концов! Но сопротивляться нет сил и что хуже, нет больше никакого желания. Несправедливость, безнаказанность Алекса и чудовищность собственной ошибки душит любой протест в самом зачатке. Я свою вину признаю. Вот только Дамира за что?
— За что ты его так ненавидишь?
— Кто, я? — искренне удивляется маска. — Брат просто удачно подставился. Сам.
Рывок и полы халата разъезжаются в стороны. Тело сковывает мерзким дежавю. Я даже поверх боли испытываю иррациональное облегчение от быстрого скольжения заточенной стали по животу. Что угодно только не повторение вчерашнего. Не при Дамире.
Язык немеет. Мне и не нужно ничего спрашивать. Самолюбию Алекса так нужны зрители, что его не заботит моё загнанное равнодушие.
— Иногда я жалею, что приехал сюда в свой первый отпуск, — он садится сверху, обездвиживая коленями мои кисти. — Эльвира была красивой, но глупой. Помню, как пришла к Дамиру. Его не оказалось дома, зато был я. Постарше и поопытнее. Наша связь должна была завершиться с моим отъездом. Не знаю, с чего она вбила себе в голову, что годится на большее. — второй порез проходится немногим глубже. Остриё оставляет на коже пылающий след. — Что правда я не стал её переубеждать. Эля слишком боялась огласки, чтобы трепаться о моих интимных предпочтениях. Тогда я ещё не знал, что существуют тематические клубы. Просто тащился от фантазий о покорной рабыне, с которой смогу делать, что душе угодно. — Очередное движение ножа печёт под грудью. Я тихо подвываю, умоляя сознание погаснуть, потому что Алекса молить о чём-либо бессмысленно. — Еле убедил Элю не говорить о нас брату. Отцовские нотации святого взбеленили бы. Идиотка пришла на наше место у родника и «обрадовала» меня новостью о разрыве. Единственный плюс, что на радостях Эля, наконец, согласилась поиграть со сталью. Вот это был ни с чем не сравнимый кайф. Наверное, я всё-таки в какой-то момент увлёкся. Откуда мне было знать про её проблемы с сердцем? Хорошо Дамир обнаружился дома пьяным в стельку, я успел подбросить нож. Тут сама судьба его подставила. Художнику дурная слава только впрок. Фактам поверили все. Даже он. Заткнись, ну? Чем выть, лучше выбери, где тебе поставить подпись? Будешь его последней работой. Подделкой, правда, но и жена из тебя никудышная. Не возникала бы, мне б не понадобилось тебя убирать. Вот зачем ты стала угрожать моему будущему?
Я снова молчу, содрогаясь от мысли, что верь, по-настоящему верь я Дамиру, он бы сейчас не лежал где-то рядом. Горячая кровь, стекая под спину, пропитывает ткань халата, заставляя её липнуть к коже. От этого накатывает муторное ощущение, будто тело погружается всё глубже в трясину, а за ним и разум накрывает топким безразличием. Хочется только побыстрее отмучиться, но Алекс всё никак не договорит.
Заткнись! — захлёбывается во мне скорбь. — Дай хоть проститься с ним по-человечески… Только монстра, надрезающего кожу с методичностью хирурга, эти мольбы совсем не интересуют.
— Кстати, я тебе изменял. Нечасто, знаешь ли, но от души, — продолжает он, вырезая роспись брата чуть ниже моего пупка. — Для любопытных я сейчас в гостинице, пялю свою безотказную зверушку. Если понадобится, мне есть кому обеспечить алиби. Но это лишнее. Ты ведь металась между мной и Дамиром. Который уже раз фигурировал в похожем деле. В припадке ревности брат совершил рецидив, а ты молодец. Пришибла его насмерть. Нет-нет, не переживай, я добью, если что, — быстро добавляет он и пережимает сильнее мою шею пятернёй, пресекая попытку вырваться. — Впрочем, ты потом потеряла фатально много крови. Ну хоть отомстила. Обещаю скорбеть на похоронах. Мне правда будет тебя не хватать, Юния, — остриё на миг замирает на моём запястье, царапает, пока без нажима. — Жаль, что всё так некрасиво вышло.
В ответ я его беззвучно проклинаю. И расширяю глаза, когда Алекс тут же, обмякнув, наваливается сверху. Однако в роли кары небесной над нами, пошатываясь, возвышается Дамир. Смотрю на него, на руку, сжимающую выроненный мною камень, и странная дрожь колотит тело всё сильнее — смех. Сухой надрывный смех сквозь слёзы.
— Ты как? — он ещё что-то спрашивает, отпихивая в сторону застонавшего брата, и принимаемся взволнованно осматривать моё тело.
В ушах так и продолжает звенеть собственный хохот. Я думала, последней каплей станет смерть, но ею стала радость снова слышать голос любимого человека.
* * *
Вокруг снуёт с десяток незнакомых людей. Звучат по кругу те же вопросы: мне, Дамиру, Алексу. В какой-то момент я начинаю эгоистично сожалеть, что порезы недостаточно глубокие. В машине скорой помощи должно быть на порядок тише.
— Почему ты не сказала, что он тебя изнасиловал? — тихо спрашивает Дамир, когда полицейская Лада вместе со скрученным Алексом исчезает вдали.
— А почему ты не признался, что якобы сделал с Элей? — шепчу пряча лицо на его груди и не веря, что после всего он всё ещё позволяет к себе прикасаться. — Причина та же. Я боялась потерять тебя. Думала, ты его за такое убьёшь. Потом… сама умудрилась убить нас обоих.
