— Чего ты испугалась? — запрокидывает он мне голову. — Чернобога? Мары? Вия? Лихо одноглазого? — перечисляет жёстко, фиксируя пальцами скулы. — Любопытства? Его последствий? Меня? Разве я тебя хоть раз обидел? Разве не оберегаю, не забочусь?
Я избегаю смотреть ему в глаза, вымучено глотая всхлипы. Дамир говорит удивительно бесстрастно и спокойно, лишь неверные пальцы выдают бушующую в нём бурю.
— Покажи, что тебя сильнее всего здесь напугало.
Я только морщусь, отворачивая лицо.
— Неважно, — вдруг произносит он вкрадчивым не терпящим возражения тоном и снимает с гвоздя центральную маску. — Иди за мной. Устрою тебе обряд очищения.
Лучший
— Юния… — я замираю, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Дамир стоит на шаг впереди, перед дверью мастерской. Снова тиски его пальцев на моём плече. Стремительный рывок к себе. — Посмотри на меня.
Жмусь лбом к его рвано опадающей груди, вдыхаю въевшийся глубоко в душу запах. Уже хорошо. Уже немного легче. И всё же жутко. До сих пор неприятно. Его увлечения пугают меня, идут вразрез со сложившимся образом. Заботливый, чуткий, внимательный и… это.
Дамир держит крепко, но не удерживает — в любой момент развернись и уйди. Отрадная иллюзия не больше. Разве можно сбежать, когда он уже часть меня? Тёмная, неисследованная часть, с пороками куда более изощрёнными, чем способно постичь моё понимание. И я пытаюсь. Пытаюсь разбудить гордость, сопротивляться влечению, да толку? Он не успевает повторить, а голова уже покорно запрокидывается и воздух обжигает пересохшее нёбо. Я изнываю от желания не меньше, чем пару минут назад тряслась от страха.
— Я спрошу, а ты хорошо подумай… — его глаза прожигают меня. Снова тону в них, снова таю в колыбели заботливых рук. Он смотрит слишком громко. Слишком отчаянно, чтобы не слышать, какая сумасшедшая страсть ревёт за блеском радужек. — Ты доверяешь мне?
Вопрос, который ломает нас обоих, разбивая едва возникшую стену мнительности. Я нуждаюсь в нём. Тут никаких сомнений — лишь слепая надежда, что в будущем мне хватит сил принять его любым. А сейчас, купаясь в волнах чистого ультрамарина, я просто хочу достать беспросветного дна, и хоть ненадолго забыться в его пучине.
— Да, Дамир… я тебе доверяю, — несмело, провожу ладонями по напряжённым плечам, поглаживая плотную ткань пиджака. Тянусь к приоткрытым губам, но не достаю из-за разницы в росте. Он и не думает наклоняться, лишь неотрывно наблюдает за моими действиями. В твёрдой линии рта застыла строгость.
Выдохнув, хватаю его за ворот рубашки, стараясь то ли подтянуться, то ли притянуть. Жмусь всем телом, требуя примирения. Мы оба понимаем, что холод — напускное. Но тонкая вуаль власти, которую перетягивает на себя Дамир не злит, а опьяняет.
— Хорошо. Идём внутрь. Научу тебя смотреть в глаза своим страхам. Подмять их вслепую никому не под силу.
Мне ничего не остаётся, кроме как принять его правила, которые толком пока непонятны. Если хочу остаться, придётся довериться. Я отпускаю ситуацию вместе с плавным выдохом, вслед за которым уходит груз тревоги. От себя не сбежать. Да и не хочется.
Дамир в этот раз даже не притрагивается к выключателю. Сразу подходит к столу, откладывает маску у края, чиркает спичкой и зажигает свечи. Сегодня это всего три высокие толстые свечи. Бросает в мою сторону мимолётный взгляд, словно призванный убедиться в непоколебимости принятого мной решения, и плотно задёргивает шторы, оставляя закат внешнему миру. Из углов на слабый свет огня выползают мягкие тени.
В руке Дамира появляется складной нож. Уверенный взмах лезвия отсекает металлическую обойму с рабочей частью кисти от длинной деревянной ручки. Такая же участь постигает и вторую кисть похожей длины. Удовлетворённо осмотрев полученный результат, он подходит к огромному мольберту, отрывает узкий лоскут от накрывающей холст простыни, затем ещё один. Снова мимолётным взглядом ловит оттенки реакций на моём лице.
Замешательство, томление, интрига — выбирай любую, не ошибёшься.
Исчезнув ненадолго за ширмой, Дамир возвращается, утягивая за собой банкетку. Пристраивает её возле стола, достаёт пузырёк с прозрачной жидкостью и переливает его содержимое в высокую кружку. Выдвигает стул. Его Стрельников убирает подальше — к окну. В ноздри ударяет слабый запах спирта.
— Раздевайся, — лаконичная команда бьёт по рукам волной внезапной дрожи, из-за чего неверные пальцы едва не обрывают пуговицы на кофте. — Медленно.
Снова невозмутимо в приказном тоне. Прожигающий тёмный взгляд прокатывается по жилам разрядом паники. И тут же в груди теплеет от воспоминания: эта же комната, золото свечей, багрянец лилий в зеркале, его быстрое поверхностное дыхание в шею…
— Медленно, — напоминает он, а я только сейчас осознаю нервозную порывистость, с которой дёргаю боковую молнию на юбке.
Сегодня прелюдия другая, другие цели, другое настроение. Восторг от предвкушения — тот же. Это невозможно подавить или задвинуть, невозможно абстрагироваться. Неспешность, которую требует Дамир и которую я покорно выжимаю из себя, едва перекрывает рёв смятения, причина которого — он сам. С каждой минутой влечение крепнет, интрига растёт. Неизвестность будоражит. Строгость возбуждает.
— Волосы собери повыше.
Замерев с нижним бельём в руке, непонимающе смотрю, как он методично обматывает тканью уже вторую ручку от кисти. Получается нечто похожее на большую спичку или… факел. Мысли судорожно начинают метаться, пытаясь разгадать, что может представлять собой обряд очищения, но каждая обрывается ещё на взлёте, придавленная раскалённым грузом его взгляда.
— Дамир, для чего это? — всё-таки решаюсь задать волнующий меня вопрос.
Ответом становится лишь суматоха собственных догадок и мерное потрескивание свечей.
Миражи бесстыдных снов пляшут по комнате, заставляя сердце выворачивать под рёбрами кульбиты. Моя ночь обрела лицо и хозяйским шагом ворвалась в реальность. Наяву герой моих фантазий так же не спрашивает, чего я хочу. А я по-прежнему наслаждаюсь каждым его действием, просто потому что он — мои ожившие грёзы. Он тот, кого уже долгое время просила душа. Тот, кто молча разглядывает мою наготу, вытягивая всё потаённые желания наружу.
Наконец, когда с последними приготовлениями покончено, Дамир подходит. Критически осматривает сооружённый мной пучок на наличие выбившихся прядей. Дышит ровно, но шумно. Он на взводе. Я в трансе. Чувства обострены до предела, искрят порохом вслед за плавным движением его пальцев по моему лицу, спускающимся к линии ключиц.
Поощряет.
Топит мысли в бесконечно мучительной ласке. И снова медленное, переполненное терпением скольжение по шее к подбородку. Приоткрываю губы в ожидании поцелуя… Прохладное движение воздуха разрывает грудь разочарованием. Дамир лишь усмехается краем рта отстраняясь.
Наказывает.
