«Или тебе так хочется? Проверить легко, сложно решиться разрушить привычную жизнь. Пока ты тянешь — тебя всё устраивает. Да — непросто. А ты выдохни возьми и откройся»
Strelnykova:
«Мне больше некому»
Kate:
«Тогда просто напиши где-нибудь, чего на самом деле хочешь. Потом прочти вслух и всё встанет на свои места. Написанное принять проще. Уж поверь мне, женщине, которая пережила второй развод. Да, перемены пугают, но ты не представляешь, как мне сейчас свободно дышится! Давай, родная. Я с тобой. Жду»
— Ох, Кети… — захлёбываюсь новым шквалом слёз. Нервы не выдерживают. В груди печёт. Участие почему-то добивает. — Только ты меня понимаешь. Мой взбалмошный лучик добра.
Пишу. Пишу не на бумаге — прямо в чат:
Strelnykova:
«Я хочу другого мужчину. Боже, да я ему прямо на улице чуть не отдалась! А мы только вчера познакомились. Я не узнаю себя. Мне стыдно. Очень стыдно, но я не знаю, как прогнать его из мыслей, понимаешь?!»
Хочу.
С ужасом смотрю на одно это слово — горячее, как губы Дамира, хлёсткое, как супружеская пощёчина, а ответа всё нет и нет…
Kate:
«Теперь хотя бы понятно, почему ты ищешь оправдания мужу»
Kate:
«Ничего хорошего из чувства вины не выльется. Ты сможешь, девочка моя. Проверь мужа как-нибудь. И если я окажусь права, просто сделай хоть раз за эту чёртову жизнь то, что хочется!»
Strelnykova:
«Я так не могу — сделать, что хочется. Мы разные люди»
Kate:
«Открою тебе секрет — мы все разные, а жизнь одна. И она сейчас проходит мимо»
Strelnykova:
«Ты не понимаешь. Дамир… он странный»
Kate:
«Носит женские бусы, что ли?»
Strelnykova:
«Нет, — задушено смеюсь сквозь слёзы. — Он какой-то одержимый»
Kate:
«Вот и позволь человеку залюбить себя. В чём проблема?»
Едва дописав, Кети выходит из сети. У неё часто обрывы. А мне всё ещё хочется тепла и участия. Хоть кого-то живого рядом.
Алекс на мой звонок не отвечает. У него работа, чтоб её! В сердцах швырнув телефон на кресло, отпираю дверь, за которой меня верно дожидается Збышек и корзинка с веточкой боярышника на платке. Под ним пирог: румяный, ароматный, но аппетита нет. К ознобу прибавляется головокружение. Кое-как возвращаюсь в комнату, до самых сумерек смотрю в окно, усевшись на сундук, и задумчиво вожу по губам ароматными плодами.
В сумерках из-за досок в заколоченном окне всё ярче пробивается свет. Мне уже даже неважно, что Дамир там скрывает, потому что сейчас этот свет кажется единственным якорем, удерживающим меня в сознании. Но и его со временем становится недостаточно. Тьма тянет ко мне лапы, застилает глаза и сегодня в ней нет никого, кто протянул бы мне руку. Только одиночество и пустота.
Кто ты?
Дамир
— Кто ты?..
С трудом отвожу взгляд от губ Юнии, продолжая обтирать покрытый испариной лоб. Даже обескровленными и потрескавшимися от жара они притягивают меня с неудержимой силой. Смотрю, как загипнотизированный и ужасаюсь себе же, потому что душевное равновесие с её приездом уверенно кренится к невменяемости.
Достаточно склониться, впиться поцелуем, выпить раскалённый горячкой выдох и утону, если не в блаженстве, то в чувстве вины. Безответственный идиот! Довести её до такого состояния! Зато добился желаемого, да.
Поцеловал. Она осталась. Всё как я хотел! Так почему корёжит?!
Хочется одновременно расхохотаться и взвыть, отпустить её и посадить на цепь. А сильнее всего хочется узнать, к кому она тянет руки? Кого зовёт? Чьё имя постоянно спрашивает?! Хочу услышать, кто он! И рот ей зажать хочу, чтобы не вздумала говорить.
Ещё немного и свихнусь.
Вторые сутки без сна дают о себе знать. Мне всё сложнее укрощать разгул своих желаний. Ладонью прижимаю льняную ткань к корням взмокших волос. Скорость с которой испаряется уксусный раствор перестала пугать ещё утром, когда я пришёл сюда, чтобы силой, если понадобится, скормить ей чёртов завтрак.
Юния была без сознания или спала, свернувшись калачиком прямо на сундуке — не знаю. Анисим что-то объяснял, успокаивал — смысла я тоже не особо уловил. Только то, что он её поставит на ноги. Мой хрупкий безвременник не выдержал непогоды. Её я тоже не уберёг.
Глаза режет от недосыпа и пропитавшего стены запаха яблочного уксуса. Кресло, придвинутое к кровати Юнии, скрипит, когда я подаюсь вперёд, чтобы уложить голову на край покрывала у её плеча. В руках девичья кисть, к которой я уже привычно прижимаюсь лбом.
— Кто ты?..
Иногда мне кажется, что Юния обращается ко мне. Что знает секрет, который моя любящая семья так ловко ото всех укрыла.
Кто я? Решить бы самому…
Сжимаю челюсти, слыша нарастающий где-то в закоулках сознания шум толпы. Проклятая память! Когда ж ты меня перестанешь мучить?!
Сопротивление бессмысленно, перед глазами кадр за кадром проносятся воспоминания. Утягивают в мой личный ад. Там вечная осень. Удушливо жаркий багровый сентябрь.
Много лет назад с приходом сентября наш с Элей безмятежный мир начали продувать сквозняки. Она всё чаще попрекала навязчивостью и избегала свиданий, не отягощая себя объяснениями. И мой внутренний алый заиграл совершенно новыми переливами, тогда ещё с безобидными вкраплениями ревности.
Наступил День города. Я был неприлично счастлив её неожиданному согласию провести время вместе, а ещё я был прилично пьян, потому что Эля чертовски опаздывала. К моменту, когда Эльвира подошла к гудящей сотнями голосов главной площади, моя ревность только начала разбавляться чернилами ярости. Но я был рад, действительно безумно рад её видеть.
— Я здесь! — прочёл издалека по девичьим губам, и сразу же стал проталкиваться навстречу, не видя толпы. Не видя никого, кроме её точёной фигурки в светлом ситцевом платье.
На пару минут Эля будто стала прежней: засияла улыбкой, залилась румянцем. Но стоило приблизиться, распахнуть вместе с объятиями душу, как в неё тут же вогнали холодное «Прости…»
