Откуда-то из бурной юности всплывает информация, что самая уязвимая часть — рядом с замком. Бью пяткой аккурат под ручкой. Дверь сопротивляется и пружинит. Я не сдаюсь. В висках колотится только одна мысль — мне нужно попасть в квартиру.
Достаточно пары ударов и ещё нескольких широких шагов, чтобы оказаться лицом к лицу с вжимающейся в стену Мари.
— Уже переоделась? А что так? Были сомнения, что доберусь до тебя?
Порывисто провожу ладонями вниз по рукавам плотного халата и крепко переплетаю наши пальцы.
Вот теперь хорошо. Теперь всё правильно.
— Ты… Ты вообще отдаёшь себе отчёт в том, что вытворяешь? — шепчет Мари запинаясь.
— Конечно. Добиваюсь твоего внимания.
Растерянность в её глазах сменяется гневом.
— Мартышев, тебе напомнить, почему мы расстались?
— Наверное, потому что ты предпочла мне другого, — выцеживаю тихо напротив её губ. — Его деньги тебя не оскорбили так сильно, как мои? Шубка хорошо грела? Руки крепко обнимали? Ты хоть иногда вспоминала меня, когда была с ним?!
— Знаешь, когда ты впервые испортил мне жизнь, я подумала, что ты непроходимый хам. С тех пор ничего не изменилось. А теперь проваливай. Увидимся на работе.
Мари вдруг переводит взгляд мне за спину и испуганно округляет глаза.
Я резко оборачиваюсь.
В паре шагов от нас, сжимая плюшевого мишку, совершенно по-взрослому хмурится сонная Кнопка. Её тёмные волосы убраны в косички, на теле мешковато висит светлая пижама. Если присмотреться, в разрезе глаз, форме губ и тонких чертах — сходство с Ахметовой прослеживается феноменальное.
Вот так сюрприз…
Как же я сразу не сообразил?!
Снаряд в башке
Мари
Любопытство на лице Ксюши быстро сменяется настороженностью.
— Мама хорошая. Уходи, бабай!
Сказано — сделано. Мартышев скоропостижно уходит… В ступор.
Стоим. Я в смятении, Ксюша в боевой стойке. Макса вообще словно пригвоздило к полу. Едва ли он догадывается, как пугающе выглядит, стоя таким вот хмурым изваянием.
— Всё хорошо, малыш, — заставляю себя улыбнуться, пытаясь спасти ситуацию с минимальным риском для детской психики. — Мы как раз прощались. Да? — добавляю с нажимом в голосе.
Макс неохотно отпускает мои руки, но выметаться не спешит. Жадно рассматривает дочь, медленно опускаясь на корточки. Наверное, сейчас так даже правильнее — позволить Ксюше себя изучить, не нависая сверху грозной глыбой.
— Привет, Кнопка, — хрипло выдавливает он из себя, прочистив горло. — Всё хорошо. Я просто хотел кое-что подарить твоей маме.
Для достоверности даже достаёт из-за уха какой-то поникший цветок и показывает притихшему ребёнку. Отмазка, конечно, на троечку, но в нынешнем положении выбирать не приходится.
Ксюша не спешит как-либо реагировать. Теребит в руках своего медведя, не отрывая от гостя подозрительного взгляда, словно пытаясь без слов показать, что ему здесь не рады и сквозняк, бьющий по ногам из дверного проёма, явление ни черта не в порядке вещей.
— Ты сломал нашу дверь. Уходи, — повторяет непреклонно.
— Не сломал, а проверял на прочность — назидательно поднимает он палец вверх. — Завтра поставлю новую. Из железа. Больше никто не сможет к вам вломиться.
— Даже ты? — задумчиво уточняет Ксюша.
— Даже я… — тяжело вздыхает Макс.
— Тогда ставь.
Царственный кивок вызывает на мужском лице слабую улыбку.
— Тебе сколько лет? — вдруг задаёт он вопрос, которого я больше всего боялась.
— Много, — скупо отвечает ребёнок, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать разговор.
— А зовут тебя как? — не сдаётся Макс.
Ксюша упрямо оттопыривает губу, делая шаг назад.
— Не надо меня звать.
— Ладно, ладно, — примирительно улыбается он. — Момент для знакомства и правда не очень. Понял, осознал, обещаю исправиться. Вот прямо сейчас и начну. Любишь плюшевые игрушки?
Макс кивает на мишку, которого Ксюша сразу же неосознанно крепче прижимает к груди.
— Ксень, пойдём в кровать, — вмешиваюсь, пока он с непривычки всё окончательно не испортил. Демонстративно забираю поникший цветок и стараясь говорить непринуждённо, обращаюсь уже к Максу. — Тебе тоже пора достать шило из… кармана и дать нам передохнуть. Дверь за собой можешь не закрывать. Спасибо, за подарок, я под впечатлением.
Пока Ксюша ворочается под одеялом, безуспешно стараясь поймать украденный сон, я мрачно обдумываю последние слова Макса. Получается, он видел как я встречала Амиля. Тогда ещё щуплого, лохматого и внешне совсем непохожего на представителя какой-нибудь агрессивно настроенной субкультуры. Никогда не задумывалась о том, как выглядят наши с братом отношения со стороны, но если Мартышев понял всё превратно, то мне это только на руку.
Ну приходил, молодец. И что это меняет?
Может, то, что сам пропал, а потом просто окрестил гулящей и даже не стал ничего выяснять? По себе видать мерил, раз не брезговал водить к себе домой другую.
Да и дело не столько в прошлом, сколько в настоящем. В выломанной двери, в испорченном вечере, в опасной непредсказуемости. Снаряд в башке — это ж не лечится. Ну какой из него заботливый и надёжный родитель?
Сама я засыпать в распахнутой настежь квартире конечно же не рискую. Как только дыхание дочери становится ровным, на цыпочках выхожу в коридор.
Макс сидит прямо на полу, привалившись спиной к стене: голова опущена, руки сложены на согнутых коленях. Честно говоря, я всё ещё надеюсь на обещание установить новую дверь и быстрое прощание. Но стоит нам встретиться взглядами, как выражение «не судьба» обрушивается на мои планы со всей неумолимостью.
— Ксюша — моя дочь?
Повисает напряжённое молчание. Я пытаюсь подобрать нужные слова, но чувствую только как от волнения потряхивает мышцы.
— Нет, моя.
Он пружинит на ноги, резко хватает меня пятернёй за подбородок и мнительно вглядывается в широко распахнутые от неожиданности глаза.
— Твоя и чья?!
Холодею от требовательности его тона, но это не мешает ответить твёрдо и с вызовом:
— Моя и козла, с которым я развелась почти сразу. Извини, знакомить не буду. Понятия не имею, на каких он нынче бродит пастбищах.
— Почему скрывала?
— Мартышев, давай не будем впадать в маразм. А то получается, что ты тоже задолжал мне список всех, кого осчастливил за последние пять лет. К рассвету управишься?
Макс морщится будто лимон проглотил. Ну или бревном, тем, что обычно не замечают в глазу, приложило.