Даже в тупиковом положении есть свои плюсы: безысходность вынуждает находить решения там, где в привычных условиях искать не дерзнёшь. Поэтому следующим набираю номер Беды.
– Не спишь?
– Рехнулся что ли? В семь вечера?
– Приходи ко мне. Тема есть. И пять банок пива.
Хлопнув какой-то скрипучей дверцей, он некоторое время шуршит одеждой, кроет тихим матом жёванный псом ботинок, и только затем бодро отвечает:
– Замётано. Только Леру к маме отвезу, они пироги печь собрались. А что хоть за тема?
– Прибыльная.
– Я завязал, ты же знаешь, – как по щелчку сникает его энтузиазм.
– А если я скажу, что это наш шанс выбиться в люди? Легально.
– Тогда лучше сразу продолжи в чём подвох.
– Нужен стартовый капитал.
– Много? У меня в принципе есть заначка...
Устало смеюсь и сразу опережаю следующее предложение.
– Не хватит. И нет, двум студентам ни один банк столько в кредит не даст. Я знаю, ты своего старика не простил, – мне не по себе от необходимости ставить перед другом такую задачу, ведь родной отец в своё время сломал Беду не только физически. И всё же... – Мне больше не к кому обратиться, а сроки горят. Если не хочешь идти к нему на поклон, не обижусь. Просто сведи нас, я попробую доказать, что способен за пару лет вернуть всю сумму с лихвой. Свою Веру я почти потерял, мне терять больше нечего.
– Гонишь? – в тихом голосе Тимура появляются незнакомые нотки. – Когда мы с Лерой чуть не упустили друг друга ты добровольно вызвался свахой. А ведь мог попытаться её утешить. Мог, – прерывает он мой гневный протест. – Но остался другом. Думаешь, тебе меня нужно уламывать? Доставай своё пиво, через полчаса буду. Расскажешь что да как.
Ну держись, Вера. Я всё равно тебя найду. И когда это произойдёт, докажу, что мне можно верить.
* * *
Вера
– Вера, я не понимаю, что с тобой происходит. Ты будто целенаправленно отсекаешь себя от семьи, – кусает укором голос папы. – Это всё из-за того парня?
– Нет, конечно, – говорю на выдохе, сжимая в руке телефон так крепко, что немеют пальцы. – Наша лодка разбилась о быт ещё на берегу. Мы не успели... у нас ничего общего. Совсем.
Сглатываю ком, что душит каждый раз, как мысли возвращаются к Матвею и, зажмурившись, приваливаюсь к припорошенному снегом забору. Пронизывающий ветер качает ветки яблони, растущей у крыльца моего нового дома, и громко свистит, подталкивая в спину, будто поторапливает. Болеть нельзя. Ещё бы можно было ничего не чувствовать.
Зародившаяся внутри меня жизнь гонит в тепло протопленных стен, заставляя идти вперёд не обращая внимания на усталость и непогоду. Машину замело по самые окна из-за чего в магазин за сгущенкой пришлось пойти пешком. Это, пожалуй, единственная моя прихоть: никаких несочетаемых или экзотических продуктов, обычная сгущенка в жестяной банке. Кое-кто растёт сладкоежкой, совсем как его отец...
– ... Ну так что скажешь? – приобретает вопросительные нотки папина тирада.
– Повтори, пожалуйста, не расслышала, – уточняю, толкая плечом калитку.
– Скажи куда приехать. Заберу тебя. И не плохо бы записаться на приём к Иванычу, психолог он хороший, вернёт нам прежнюю разумницу за пару сеансов.
Вот поэтому я даже не рассматриваю возможность ему открыться. Отцу подавай его маленькую беззаботную Веру, с которой он ходил охотиться на фазанов в заброшенном саду, и варил уху на берегу местного озера. А если увидит живот, вообще запрёт в одной квартире с матерью и станет каждый день допытываться "кто у нас папа?", с единственной целью – отстрелить яйца мерзавцу, который посмел отказаться от его внука.
Потом я обязательно признаюсь семье, а сейчас покой и тишина – единственное, чего мне хочется.
– Пап, ты был намного младше меня, когда оставил родной посёлок ради учёбы в чужом далёком городе и карьеры хирурга. Ты свою мечту исполнил. У меня, может, тоже есть мечта... Не держи меня, я уже не ребёнок.
– Судя по вою ветра, ты грезила стать полярником, – ворчит отец. – Дай хоть новый адрес. У меня отпуск скоро, приеду. Помогу, чем смогу.
Он знает этот адрес не хуже меня – посёлок Вишнёвка. Место, где мы гостили каждый последний месяц лета, пока лет девять назад не стало дедушки. Дом продали, дорогу сюда забыли. Отец никогда не страдал чрезмерной сентиментальностью.
– Папуль, ты уже помог, – морщусь от натужного скрипа входной двери. – Дал мне руки, ноги, голову и какой-никакой стартовый капитал. Не пропаду. Ну всё, не переживай так, созвонимся. У меня ещё медведи белые некормленые.
Попрощавшись, обметаю веником снег с сапог и с наслаждением стягиваю промёрзший пуховик. Теплеет, кажется, даже на сердце.
Дом, милый дом...
Только мой, пусть и купленный наспех из трёх возможных вариантов. Небольшой, но ухоженный, в десяти минутах ходьбы от гимназии, где, как всегда, не хватает учителей. Свежий воздух, домашние яблоки, активный отдых вместо компьютерных игр – чем не идеальное пристанище для дошкольника? Потом всё равно придётся вернуться в большой город, где никому не будет дела, что он – безотцовщина. Но это будет ещё так нескоро.
* * *
Апрель
Лихо
Два с половиной месяца я мотался между универом и выкупленными у Жорика ангарами. Он вернул Арману проценты, а мы с Бедой стали совладельцами двух хранилищ, каждый вместимостью по пять тонн корнеплодов. Конечно же, никакая прибыль не посыпалась на нас сразу манной небесной. Наоборот, снова пришлось занимать у Беданова старшего, теперь уже на докупку оборудования. Когда Жорик говорил, что немного не рассчитал, он сильно лукавил. В сезон можно договориться с поставщиком об отсрочке оплаты в полгода, но осень ещё не скоро, а склады даже полностью не оборудованы.
У Беды есть Лера, есть уют и объятия любимой, есть желание спешить домой. У меня – только тянущая нудная злость. Что-то неуловимо изменилось во мне с найденной на подоконнике запиской. Это странно, но я больше не чувствую, где моё место. Мне нет покоя ни дома у матери, ни на парах, ни в шумных компаниях. Меня бесят стреляющие глазками пигалицы, потому что каждая из них не она.
Единственный выход – уматываться зубрёжкой или пропадать в ангарах, приглядывая за установкой сушек, и систем охлаждения. Мне не терпится привести сюда Веру, чтобы убедить в серьёзности своих слов, привести насильно, если заупрямится. Даже уломал пацанов подменять меня на укромном посту за бесхозным киоском у подъезда, в котором живут её родители. Но слежка ничего не дала, за полторы недели Поплавская там ни разу не появилась.
Так я сегодня оказался там, где по-хорошему меня быть вообще не должно – травлю дымом пчёл под цветущим абрикосом у школьного двора. И плевать на данное Вере слово не трепаться о нас Лизе. Я тогда не подозревал, что так бывает: какая-то маниакальная одержимость выжигает меня изнутри.
