– Смирно сиди, – велел брат Людвиг, доставая из глиняной шкатулки иглу.
А они их дезинфицируют вообще? Да и серьги неплохо было бы обработать. Но тут между пальцами священника сверкнуло, раздался треск, и запахло озоном. Дезинфицируют, значит.
Боли от иглы я почти не почувствовала, и серьги он вдел быстро и ловко. Забрал с подноса завернутый в ткань хлеб, протянул Винсенту.
– Отныне и все время, что отвела вам Предвечная мать, как этот хлеб, будет у вас беда одна на двоих, чтобы стала она вдвое меньше, и радость одна на двоих, чтобы преумножилась она вдвое. Ступайте, и да будет Предвечная мать к вам милостива.
Глава 28
Я так и не поняла, какой ногой переступила порог, выходя из моленной. Судя по тому, что вслед не донеслось ни возмущенных криков, ни проклятий, я все сделала правильно. Вот, значит, каково это – не чуять под собой ног от счастья.
Винсент подсадил меня в карету, забрался следом.
– Можно пересесть к тебе? – спросила я, почему-то робея. Вдруг для полноправной жены этикет еще строже, чем для… а как это вообще называется? И что бывает, если наутро пара решает, что им не стоит доводить церемонию до конца?
– Можно. – Винсент с улыбкой хлопнул по сиденью рядом с собой, и я тут же перепорхнула к нему. Собралась прислониться к его плечу, но муж остановил:
– Погоди-ка.
Провел пальцем по проколотой мочке, пульсирующей болью. Я ойкнула – под кожей неприятно засвербело – и неровно вздохнула, когда Винсент коснулся уха губами и щекотно прошептал:
– Давай вторую. – Он повторил процедуру, включая поцелуй, и добавил: – Вот и все. Вот и зажило, и больше болеть не будет.
– Спасибо. – Я лукаво улыбнулась. – Целовать ведь было необязательно?
– Как это необязательно? – деланно возмутился он. – Обязательно.
Он притянул меня за затылок, выдохнул:
– Непременно нужно целовать. Вот так… – Его губы накрыли мои, но едва я начала отвечать, он отстранился, заставив меня разочарованно вздохнуть. – Вот здесь, – Он спустился поцелуями вдоль шеи, прошелся языком, заставив меня запрокинуть голову, задыхаясь. – И здесь. – Винсент прихватил ртом вершинку груди, и я застонала, уже не особо заботясь, слышно ли нас вознице.
– … И здесь. – Его рука легла мне на низ живота, я подалась навстречу, раскрывая бедра и отчаянно жалея, что нас разделяет ткань. – Но это – дома, – мурлыкнул муж мне на ухо. – Как нормальные люди.
– Ты издеваешься? – простонала я.
Он широко улыбнулся, выпрямляясь.
– Как я могу? Просто выполняю настоятельную просьбу моей дорогой жены.
Я выругалась.
– А если я настоятельно попрошу убить себя об стену?
Он улыбнулся еще шире.
– Я же не обещал выполнять любые просьбы.
Я фыркнула и демонстративно пересела на сиденье напротив. Винсент рассмеялся. Хиханьки ему! Может, я разобиделась насмерть! Я сложила руки на груди и вздернула нос. Он хмыкнул, а потом вдруг в одно мгновение оказался рядом. Обнял – я рыпнулась и тут же обмякла, прижимаясь к его плечу. Невозможно было злиться на него по-настоящему.
– Не сердись, – прошептал он, целуя меня в макушку. – Я хочу чувствовать не только твое тело, а как ты отзываешься всем существом, и знать, что ты слышишь, как сильно я тебя жажду. Но если я сниму экран сейчас, боюсь, неуместные желания одолеют и кучера.
– И оказавшихся не в то время не в том месте прохожих? – расхохоталась я. – Тогда поехали домой.
– Мы едем к модистке.
Нет, он определенно издевается! Я возмущенно уставилась на мужа.
– Я не хочу, чтобы еще кто-то оскорбил тебя, приняв за прислугу. – ответил он.
– Меня это не оскорбляет, – пожала я плечами. – Я всю жизнь зарабатывала сама, не чураясь грязной работы. Так что…
– Но эти люди думают, что оскорбляют, и я хочу заткнуть им рты. А еще – чтобы у твоей красоты была достойная оправа – как у настоящей драгоценности.
– Льстец. – И все же невозможно было не улыбнуться, увидев его улыбку.
– Да и сколько можно ходить в одном и том же платье, не имея ничего на смену?
Вот это больше похоже на правду, но полдня меня явно не спасут. Я хочу домой. Глупо, иррационально: не так уж я и устала, да и постель вполне может подождать, не настолько я оголодала с последнего раза. Так чего я раскапризничалась точно ребенок?
– Я очень ценю твою заботу, правда. – Может, все-таки получится отвертеться? – Но я умею шить и знаю, что платье за день не сделать. Так что какая разница, сегодня или завтра?
На машинке наше, современное платье с простым кроем еще можно сшить за день. Но то, что тут носили университетские дамы… Это не просто платья, а настоящие произведения искусства, с длинными пышными юбками – хорошо хоть не на кринолине – покрытые вышивкой, бисером, кружевом… тоже ведь не машинным.
– За день? За полчаса-час.
– Но… – До меня, наконец, дошло. – Бытовая магия?
– Да. Дольше всего – выбирать крой и снимать мерки.
Винсент мимолетно нахмурился, и я поняла, что ему приходилось за этим наблюдать, и радости от созерцания, как дама выбирает фасон, муж не испытывал. Я представила, с каким лицом он ходил бы за спутницей по современному торговому центру – и едва не рассмеялась.
Правда, хорошего настроения хватило ненадолго.
– Наверное, выбирать в самом деле придется долго. Я же не знаю, что здесь носят. Разве что с модисткой посоветоваться.
– Советуйся сколько угодно. Я тебе не помощник, но госпожи Корси отличный вкус.
Я кивнула, отгоняя мысль о женщинах, с которыми он ездил к этой портнихе раньше. Сколько я ни твердила себе, что женился-то он на мне, чудище с зелеными глазами все же проснулось, вгрызлось в нутро, довольно урча. Как же мне надоело, что меня постоянно сравнивают с его бывшими!
Бывшей… Которая, хоть и стерва редкостная, умеет себя подать. Рядом с ней я чувствую себя замарашкой, а сравнивать нас будут еще долго – пока скандал, вызванный скоропостижной женитьбой Винсента, не утихнет окончательно. Нескоро. Очень нескоро.
Чтобы переключиться, я спросила:
– А часто бывает, когда наутро после первой ночи новобрачные решают, что в храме им делать нечего?
– Не часто. Потому что в глазах людей это будет означать, что либо невеста оказалась недевственной, либо мужчина – неспособным, гм… причем настолько, что женщина не захотела позволить ему исправить впечатление.
Я ойкнула.
– Я же не знала… я не хотела тебя подставить!
Винсент расхохотался.
– Учитывая, что монахом я не был… – Он осекся. Добавил, все еще посмеиваясь: – Словом, во мне бы не усомнились. С тобой – другое дело.
