– К нечистым этикет. – Он прижал меня крепче, преодолев сопротивление – не слишком, впрочем, упорное – и склонился к губам. Так что спустя какое-то бесконечно-долгое – слишком быстро промелькнувшее время – я сидела верхом у него на коленях, с задранной юбкой, а его руки гуляли у меня по бедрам, забирались на поясницу, ласкали грудь, заставляя меня то выгибаться, то вжиматься в мужа всем телом, бесстыдно тереться о него, не в силах вынести напряжения.
– Ты вспыхиваешь, как пересушенная трава, – прошептал он мне в ухо прежде, чем провести языком по мочке.
– Это… из-за тебя. Ты во всем винова-ах…
Да что же он со мной делает, я ведь не подросток со взбесившимися гормонами!
– Нет, ты. Ты меня с ума сводишь. Погоди-ка, – Винсент завозился со штанами.
– В самом деле с ума сошел! А если…
– Никаких «если». – Его рука надавила мне на плечо, недвусмысленно указывая, что делать. – Я заблокировал двери и… – Он вздохнул, когда я опустилась, повинуясь бессловесному приказу. – Не трать время.
– Не буду. – Я начала двигаться, резко и быстро, давая выход скопившемуся напряжению. С губ сорвался стон, и Винсент закрыл мне рот ладонью. Еще немного – и я сбилась с ритма, вжалась в мужа, вцепилась зубами в его ладонь, глуша крик. Качнулась еще несколько раз, подчиняясь его руке, Винсент резко дернул меня вверх, застонал, ткнувшись лицом мне в грудь.
Карета остановилась.
– В следующий раз мы займемся любовью в спальне, как нормальные люди, – прошептала я, сползая с его колен и утыкаясь лбом в плечо мужа – выпрямиться в карете было негде.
– А мы нормальные? – спросил он, почти не понижая голоса.
Я фыркнула.
В дверцу кареты постучали.
– Минуту, – сказал Винсент.
Колыхнулась магия, убирая с одежды следы страсти. Муж огладил мои бедра, то ли лаская, то ли оправляя юбку, жестом велел снова сесть, словно ничего и не было. Открыл дверь, выбираясь наружу, подал руку. Я оперлась на нее, от прикосновения опять бросило в жар – а может, я просто не успела успокоиться.
Карета стояла у трехэтажного дома, узкого, словно устремленного ввысь. Окна первого этажа были закрыты разноцветным матовым стеклом – не разглядишь, что творится внутри. Отсутствие рисунка на вывеске намекало, что неграмотным, а значит бедным, внутри делать нечего.
– Ты невероятно соблазнительна сейчас, – прошептал муж мне на ухо. – Щеки горят, взгляд, м-м-м…
– Придушу! – прошипела я.
Он расхохотался и, подставив локоть, повел меня в лавку.
Глава 25
Хозяин – невысокий полноватый старик – низко поклонился Винсенту. Рассыпаясь в славословиях, провел нас сквозь зал, в заднюю дверь, за которой обнаружились коридор и комната с удобными мягкими креслами. Здесь окно было большим, прозрачным, и комнату заливал солнечный свет. За стеклом виднелся мощеный двор, огороженный высоким забором – похоже, чужим, желающим заглянуть в окно, чтобы изучить покупателей и приобретенный товар, ход в этот двор был заказан. Но все же по обе стороны окна внутри комнаты крепились к стене массивные ставни, и изящная резьба, которой они были покрыты, в заблуждение не вводила: не украшение, а защита. Наверняка двор караулит пара-тройка дюжих молодцов, да и в доме охрана точно есть, хотя пока я не видела никого, кроме хозяина.
Я опустилась в кресло. Сердце медленно успокаивалось, но щеки до сих пор горели, и я порадовалась, когда появилась служанка и поставила на столик перед нами чайник и кружки. Это от горячего чая меня бросает в жар, а не от произошедшего несколько минут назад. Но все же жаль, что между нашими креслами добрых полметра. Моя бы воля – устроилась бы снова на коленях у Винсента. Нет-нет, никаких шалостей, просто ткнуться лбом ему в шею и замереть. А так – даже руки не коснуться, не тронуть коленом словно невзначай.
Хозяин взялся за чайник.
– Господин профессор любит несладкий. А вам, госпожа, с медом?
– Без, спасибо.
– Может быть, велеть принести пастилы? Или сухого варенья – говорят, оно этой зимой было в большой моде в столице.
Сухое варенье? Цукаты? Интересно…
– Говорят, династия королевских поваров Горта поколениями хранила рецепт как зеницу ока, пока какой-то ушлый подмастерье не выкрал его, продав господину Весци, – продолжал хозяин, отставляя на стол чайник.
– Боевой маг его величества, – негромко пояснил Винсент. – Первый человек после короля.
– А тот подарил рецепт госпоже Гленвилль.
– С которой у него, по слухам, очень близкие отношения, – снова вставил Винсент.
Я вздохнула про себя – а ведь сейчас наверняка в какой-то гостиной судачат про нас. Дескать, какой мезальянс для профессора. Я натянула на лицо улыбку.
– Действительно диковинка. Даже жаль, что я не сластена.
– Господин профессор тоже отказался, когда почтил мою скромную лавку визитом в прошлый раз.
Неужели Винсент здесь частый гость? Хотя… где-то же он должен был покупать все те перстни, что сейчас украшали его руки. Сильные руки с длинными безупречно ровными пальцами, которые ласками сводили меня с ума. Я торопливо отвела взгляд, склонилась над кружкой, пряча лицо. Нет, все-таки хорошо, что между нашими креслами добрых полметра.
В дверь скользнула служанка, забрала у хозяина опустевшие кружку и чайник. Ювелир в который раз поклонился.
– Что пожелает господин профессор?
Винсент встретился со мной взглядом, протянул руку, и я вложила ладонь в его, расплываясь в улыбке, как дурочка.
– Для начала – серьги моей жене и кольцо мне.
На лице ювелира промелькнуло изумление, которое тут же сменила радушная улыбка.
– Поздравляю, господин профессор! Пусть предвечная будет щедра к вам обоим и пошлет много детей!
Детей… внутри разлилось тепло, так что я удивилась сама себе. До сих пор я размышляла о детях скорее отстраненно. Часики часиками, но рожать абы от кого, чтобы лет через десять в сердцах бросить «весь в папашу!» я не собиралась. А сейчас вот… у нас были бы красивые дети.
– Благодарю. – В голосе Винсента не было ничего, кроме вежливости, но пальцы перестали гладить мою ладонь. Так, похоже, его не слишком порадовало это пожелание. Поди мысленно трижды перекрестился и поплевать через плечо не забыл. Хотя здесь не крестятся…
А ведь до сих пор Винсент явно заботился о том, чтобы я не забеременела, отстраняясь в последний момент. Хотя два раза, конечно, не статистика, и все же наводит на не слишком приятные мысли.
Не хочет ли он детей сейчас или не хочет их вообще? Если сейчас – можно понять. Он меня почти не знает, как у нас дальше сложится, непонятно. Да и убийца… А если он в принципе не желает обзаводиться потомством? Тогда все гораздо хуже. Потому что впервые в моей жизни появился мужчина, от которого я в самом деле хотела бы родить. О таких вещах нужно договариваться «на берегу». Ладно, я подумаю об этом позже и поговорю с ним позже. Учеба, убийца, которого непонятно как искать – не лучшее время для того, чтобы мечтать о малыше.
