Я выдохнул и закатил глаза — ну вот опять. Что на этот-то раз приключилось в его белобрысой головушке? Стычки в туалете показалось мало, теперь захотел еще, прилюдно и без своей подмоги?
Мне тут же вспомнилось, какими глазами он смотрел на выпавший тогда из моего кармана гербовый перстень. А вот про него-то я как-то совсем забыл. Хотя мне с трудом представлялся его допрос.
Он шел, а мне слышался звон стальных невольничьих оков. Его намерения тащились за ним, будто цепи, гремя будущими неприятностями.
В том, что он шел ко мне, не было никаких сомнений.
Дельвиг, невесть откуда набравшийся храбрости, встал между нами. Если судить по габаритам юного писателя, можно было с уверенностью сказать, что меня с Орловым разделяла самая настоящая стена.
Сын судьи отстранил толстяка важным силовым толчком, грозно и исподлобья устремил на меня взор едва ли не колдовских очей.
В них я видел лишь собственную погибель — Орлов желал разорвать меня в клочья.
Слова комом застряли у него в горле — кажется, его былая решительность отвлеклась на нечто более важное, оставив мальца один на один со мной. Наш уверенный-неуверенный как будто очертил перед собой красную линию, но все еще не мог принять решение — переходить ее или не стоит?
То, что на уме у него сплошная серьезность, я даже не сомневался.
— Ну, говори давай. — Это прозвучало из моих уст на редкость небрежно, задевая тонкие чувства юноши. Я захотел прикусить собственный язык, будь тут Кондратьич — обязательно бы отрицательно покачал головой, дивясь, что я так и не воспринял его науку.
Честно, я не хотел!
Но извиняться точно было поздно.
Грудь Орлова едва ли не вздыбилась, когда набрал в нее побольше воздуха. Словно мальчишка передо мной хотел раздуться и стать больше, чем есть на самом деле.
— Это оскорбление, Рысев! — Его голос прозвучал на удивление четко и звонко. Мне-то казалось, что он даст предательского петуха и опозорится еще больше.
Орлов клокотал изнутри, я же молчал.
— Где и у кого ты взял то кольцо?
— Хочешь обвинить меня в воровстве? Ну попробуй, — попытался увести разговор в сторону. Не надо, чтобы весь офицерский корпус знал мою подноготную.
Даже если ее ведал этот недоросль.
Он же был подобен взбешенному псу. Мой ответ заставил его покрыться пунцовой краской — злость на пару со стыдом служили тому причиной.
— Я сделаю вид, что не слышал предыдущего и дам тебе еще один шанс. — Парень был отчаянно уверен, что владеет этими шансами в неограниченных количествах.
Я приятельски хлопнул его по плечу — беззлобно и как будто бы в шутку, лишь чуть погодя поняв, что это могло спровоцировать драку. Ох и прав Ибрагим, мне бы в следующий раз думать прежде чем делать.
— Николай, я вымотался за сегодняшний день и страшно устал. Давай забудем наши прежние ссоры и обсудим то, что ты пожелаешь, завтра. С холодной головой, в здравом...
Он скинул мою руку, словно ужаленный волчонок, а я понял, что решать миром назревший вопрос он не намерен.
— Где и у кого ты взял то кольцо? — Он был на грани срыва, я стоял на пороге грандиозного шухера.
— Я позволю себе не отвечать на этот вопрос. — Из моих уст это прозвучало не столь гордо, как хотелось бы.
— Что здесь происходит? — Царь и бог всея корпуса решил спуститься с высоты своего кабинета — ненапряжный шум, видимо, был ему больше по вкусу, нежели повисшая гнетущая тишина.
Словно deus ex machina он спустился наказывать невинных и награждать не причастных.
Николаевич хромал к нам, опираясь на свою клюку. Под обманчивой неторопливостью прятался проворный, юркий старик, способный поставить на место любой молодняк — будь тот с магией иль без.
Орлов сверкнул на меня взглядом орлиных очей, будто это я чудесным образом призвал старика. Я же догадывался, что здесь следят за тем, что происходит в коридорах, а то и в жилых комнатах.
— Ничего особенного, — проговорил я. Орлов отвесил старшему по званию церемониальный поклон, запоздало спохватившись, то же самое сделали остальные.
Я кланялся последним и очень неумело — чтение устава у меня как-то вылетело из головы.
Генерал-инфантер нахмурился: творящееся здесь ему явно не нравилось. Еще больше не нравилось, что я снова оказался посреди бучи. Наверно, на его памяти еще не было столь проблемного юнлинга...
— Дуэль, — одними лишь губами проговорил Николай, но слово прозвучало громче набата. Мне показалось, его можно было бы услышать в любом конце Петербурга.
— Что, простите? — Николаевич сморщился, норовя обратить собственный лоб в гармошку.
— Дуэль, — уже более спокойно повторил Орлов, чуть прочистив горло. — Я вызываю этого...
Он тщательно подбирал слова перед старшим по званию. Будто дуэли здесь были куда допустимей грязной брани.
Орлов наконец выдохнул.
— Этого сударя. Я вызываю его на дуэль.
— Не слишком ли круто? — Николаевичу сложившаяся ситуация была как вожжа под хвост. — Не успели отучиться и одной недели, а уже драться? Как мальчишки? Причина?
— Я желаю отстоять свою честь. — Николай вытянулся, будто вот-вот готов был взлететь и устремиться в небо.
Взгляд генерала коснулся меня, прошелся с головы до ног. Никогда бы не подумал, что таким тяжким молчанием можно спросить, в какую же передрягу я умудрился вляпаться на этот раз.
Честно признаться, мне и самому хотелось бы знать...
Пожать плечами я счел неуместным и глупым. Что вообще связывало белобрысого забияку с этим кольцом? И почему ему понадобился весь сегодняшний день, чтобы вызвать меня на эту самую дуэль? Хотя, как знать, вдруг он меня сразу же после первых занятий принялся искать?
— Честь, значит. — Николаевич запыхтел в усы. Все, что касалось чести, для него, кажется, имело особый пунктик. — Что ж, даю добро. До первой крови. Не хватало только, чтобы вы тут друг дружку поубивали! Мальчишки!
К самой затее дуэли он явно не питал теплых чувств.
Стоящий передо мной Орлов так высоко задрал нос, будто попросту боялся смотреть мне в глаза.
Изнутри он пылал превосходством. Стянув с руки перчатку быстрым, нетерпеливым движением скомкал ее, швырнул в меня. Я поймал ее до того, как она коснулась моего лица.
— О времени и месте условимся позже, Рысев. Жди моих слуг.
Он уходил, как уходят в море корабли — надменно и не прощаясь. И самый неистовый шторм не мог поколебать его движения.
У Женьки снова болезненной лихорадкой горели глаза.
— Что ты сделал? — пристал он ко мне, облизывая губы от нетерпения. — Федя, что ты такое сделал?
