Или же это всего лишь фантазии жнеца?
Он следил за каждым моим шагом в виде черной, невероятных размеров глазастой вороны. Красный взгляд заполненных злобой глаз сверлил меня в надежде приковать к одному месту, лишить возможности двигаться.
Я резко бросился в сторону, подстегиваемый страхом. Можно быть бесконечно благородным и вечно Рысевым, можно драться с кучей чертей в саду грехов и развоплощать в небытие гигантские трусы, но вот против фуры нет иного приема, как просто уйти с ее дороги.
Снег цеплялся за ноги, словно на пару с жнецом мечтал о моей погибели. Снегоуборочные тракторы, будто только ради этой цели и восставшие из гаражей родимых ЖКХ, навалили его по бордюрам непроходимыми горами. Но мне было все равно. Из последних сил, теряя остатки дыхания, я карабкался на сугробы, будто на Эверест.
Не удержался, споткнулся, перевалился через самый пик, кубарем скатившись вниз. Ворон, недовольный моим спасением, спорхнул с светофорного столба, обрушившись на меня, будто на ночную добычу.
Я успел только закрыться руками и сдавленно вскрикнуть…
Когти оставили на руке кровавые отметины, вторая лапа схватила меня за шкирку, словно нашкодившего котенка — видение моего мира растаяло, стоило закрыть глаза. Кубарем я выкатился во мрак нутра мрачного жнеца, чтобы тотчас же отскочить — я чуял опасность, воплощение же смерти не желало давать поблажки. Коса едва не лишила меня руки. Жнец вращал ее в руках, чередуя одну атаку за другой. Смертельными ножницами лезвие стремилось мне на голову с небес, внезапно делало разворот, чтобы теперь уже бить снизу.
По ту сторону стен все содрогалось раз от раза — я отчаянно желал видеть, что там происходит. Сердце великана билось, норовя обдать меня кислым духом своих испарений. Колошматилось, то учащая ритм, то успокаивающе замедляя его. Оно манило меня к себе, и, выждав момент, обманным маневром я скользнул в сторону, проскочил мимо мрачного жнеца — тот успел лишь нырнуть в сторону, ожидая от меня атаки.
Страх был горазд на выдумки. Мешая надежде, он вился вокруг нее, пытаясь убедить меня в том, что все напрасно. Какой толк сбивать ноги, спотыкаться, бежать к этому самому сердцу, если вот-вот прямо перед лицом материализуется мрачная фигура жнеца? Или того хуже — полоснет косой, явившись прямо над головой. Что будешь делать тогда? Сошьешь себя надвое? Сцепишь половинки крюком?
Я не отвечал, вместо этого всем телом вклинившись в сердце. Ликование тотчас же заполнило с ног до головы — у меня получилось! Словно разбойник, полоснул лезвием крюка по кажущейся мягкой плоти в надежде узреть, как из него брызнет красным, а исполин по ту сторону схватится за сердце точно так же, как те, к кому он любил захаживать томным вечерком.
Хохот был мне ответом — сердце оказалось стократ крепче, выдав мне в лицо облако едких испарений. Я вскрикнул, тут же выпустив его из объятий, повалился наземь. Дрянь лезла в рот, глаза и уши, забивала нос, не давала дышать.
Коса, свистнувшая над моей головой, словно спрашивала, неужели я в самом деле думал, что мрачное сердце зможно поцарапать той игрушкой, что у меня на руке в перчатке? Я либо дурак, как о том постоянно твердит девчонка-ангел, либо совсем уже отчаялся.
Тупой коней косы торцом врезался мне в грудь, когда я откашлялся, вставая на четвереньки — мрачный жнец швырял меня, словно футбольный мяч. Страх поддержал его смех своим, заверяя, что я, наконец-то, доигрался и загнал себя в смертельную ловушку. Грудная клетка обратилась для меня просто клеткой, а стены вот-вот начнут сжиматься.
Я гнал панику прочь от себя. Мудрый дед, что выдал мне на гора не один важный жизненный совет, любил ткнуть пальцем в потолок и гордо заявить, что выход — он есть всегда, не нужно отчаиваться!
Нужно поискать…
Жнец не собирался давать мне так много времени. Выставив косу перед собой, словно копье, пырнул меня в живот, длинной рукоятью ударил по ногам, лезвием начертил надо мной круг. Мир, чужой и неприветливый, свился надо мной в падающем портале, вытаскивая очередной не самый лучший эпизод жизни.
Рухнув на меня, портал швырнул в самое пекло преисподней. Порушенный мост, беснующийся под боком левиафан, грозно бьющий хвостом по руинам, и горячие кирпичи. Река лавы бурлила внизу, хлюпая черными пузырями, словно была рада снова меня видеть. Разожми руки, отдайся на откуп потокам воздуха, перестань страдать.
Я карабкался вверх, как и в прошлый раз. Пальцы жгло огнем, к одежде липла едкая, прожигающая ее насквозь смола. Шипела, вонзаясь в ноздри гадкой вонью, моя собственная кожа. Боль выплясывала на теле чечетку, обещая поселиться ломотой, изодранными суставами и растяжениями. Мне было плевать — желание жить гнало все выше и выше. Обливаясь водопадами соленого пота, я ждал, что сейчас надо мной богом из машины явится рука Биски — и я смогу выкарабкаться, выбраться наружу, наградить себя секундой отдыха и перевести дыхание.
Огромная пасть левиафана щелкала, вгрызаясь в каменные сваи, кроша зубами и без того подточенный временем кирпич. Мне казалось, что в прошлый раз он был меньше — здесь же меня не хватило бы этой твари на клык. Закрытые огнеупорным стеклом глаза были слишком далеко, чтобы я мог как в прошлый раз расколошматить их бруском камня. Крошево кирпича падало ему на нос, бередя огромные, толщиной с хорошую пеньку волосы. Устав от подобной пыльцы, змей чихнул — огненная волна вырвалась из его пасти, маревом настигая меня снизу — в отчаянии перебирая руками все быстрее, я закричал.
Поток подхватил меня, словно лист бумаги, вышвыривая на все еще чудом уцелевший кусок моста. Я плюхнулся, непроизвольно перекатился, чувствуя, как кровоточат разодранные в клочья бока. Тяжелое дыхание вырывалось облачками пара, глаза спешили закрыться, унося сознание в долгожданный, такой чарующий сон.
В посмертную тишину.
Я обрадовался, когда увидел ту, кого и хотел — Биска стояла у самого края, заглядывая вниз. Плюнула на огненного змея, повернула ко мне лицо. Полный острых, пиловидных зубов рот растянулся в недоброй улыбке, а я отшатнулся от нее, понимая, что это не она. Вместо красной, привычной моей глазу кожи она с ног до головы была покрыта серым, едва ли не пепельным слоем блестящей пыли. Глаза пылали черным туманом, словно обсидиановые колодцы, крохотные кожистые крылья распахнулись, выпуская наружу стаю летучих мышей. Длинные, почти козьи рога торчали в разные стороны. Топнув ногой, она явила из ниоткуда косу. Топнув во второй раз, переходя на бег, добавила себе роста — юркая, маленькая фигурка разрослась, став больше. Еще чуть-чуть, казалось мне, и сквозь лживый облик проступят истинные очертания воплощения погибели. Мрачный жнец в облике демоницы был совершенно иным бойцом, нежели тот, к которому я успел привыкнуть. Изящные, женственные движения, прыткость и скорость стали его основными козырями — ему незачем было исчезать под натиском моих ударов. Он изгибался, оставляя на прощание следы обидных, мокрых пощечин. Хвост плетью колошматил по ногам, то и дело опрокидывая наземь, шипя опускался на плечи, норовил удавкой затянуться на моей шее. Косой она почти не пользовалась — легкая для былого воплощения, теперь та обратилась лишь в опору. Лжедьяволица вонзала ее в толщь остатков моста, выгибаясь дугой, норовила ударить копытами в прыжке. Я едва успел изменить курс, пригнулся, заставив ее пролететь у меня над головой. Кирпич побежал трещинами, когда копыта коснулись их. Поняв свой промах, не давая мне возможности атаковать ее в спину, словно лошадь, лягнула меня назад — я отскочил снарядом, чувствуя, как бешено взорвалась болью левая рука и обвисла плетью. Плечо пылало огнем, ноги подкашивались. Стук сердца, готового выпрыгнуть из груди, ненавязчиво предупреждал, что в реальности, в трансе, да хоть в самом пошлом сне, но я уже на пределе. И если прямо сейчас ничего не выдумаю, меня скинут вниз, словно куль картошки, и через пару минут я окажусь в аду — уже не в трансе и вовсе не во сне.
