Вытаскивая телефон из кармана, я игнорирую искушение отследить Тоби, чтобы узнать, где она живет, и вместо этого подключаюсь к Bluetooth, чтобы разнести свой плейлист angry workout по всему зданию.
Стянув футболку, я встаю на беговую дорожку и увеличиваю скорость, мне нужно чувствовать что-то еще, кроме гнева, жгучей потребности в мести, которая занимала все мои мысли с тех пор, как я узнал правду.
От того, что я нашел ее, стало только хуже.
Горечь, которая гноилась во мне, начинает отравлять все в моей жизни.
Я бегу, пока у меня не заболят ноги, а легкие не загорятся от нехватки воздуха, но, черт возьми, наконец, образы того, что я хочу сделать с пиздой, которая разрушила мою жизнь, которая сломала мою семью, достаточно ослабевают, чтобы сосредоточиться на чем-то другом.
Я нажимаю кнопку остановки и замедляю движения, пока лента не останавливается.
Когда я выхожу и оборачиваюсь, я не удивлен, обнаружив, что кто-то сидит на гребном тренажере и ждет меня с озабоченным выражением лица.
— Я в порядке, — говорю я, хватая с полки свернутое полотенце и вытирая потное лицо и грудь.
«Нет, ты не такой. И ты не был там долгое время. Но это… прямо сейчас… Я волнуюсь.»
«Я разберусь с этим».
«Нет, ты подпитываешься гневом, и это опасно. Ты принимаешь глупые решения, когда злишься».
Я выдерживаю взгляд Тео на мгновение. Я не могу спорить.
«Все в порядке».
Достав энергетический напиток из холодильника, я выпиваю его одним глотком, прежде чем выбросить в мусорное ведро.
«Мне нужно домой».
«Видишь … глупые решения».
«Мне нужно посмотреть, жива ли она еще. И в любом случае, это не так глупо, как идти к ней. О чем, черт возьми, думает Тоби?»
«Я поговорю с ним».
«И что ему сказать? Ты слышал, что сказал босс. Это наша работа. Он вообще знает, кто она?»
Тео пожимает плечами.
Мои кулаки сжимаются, и моя потребность выследить его, чтобы узнать правду о том, почему он в ее доме, почти берет верх надо мной.
«Иди домой и повидайся со своей мамой. Ты знаешь, где я, если я тебе понадоблюсь».
Я глубоко вздыхаю, прежде чем поднять рубашку с пола и натянуть ее через голову.
«Спасибо, чувак».
Тео молчит, пока я не оказываюсь в дверях.
«Мы позаботимся о том, чтобы он заплатил, Себ. Мы позаботимся о том, чтобы они оба это сделали».
Кивнув, что, я уверен, он не видит, я вылетаю из здания и направляюсь к своей машине.
Мой Aston оживает, как только я нажимаю кнопку «Пуск», и я вывожу его с подъездной дорожки, надеясь, что поездка немного расслабит меня.
Это не так.
К тому времени, как я подъезжаю к дому, я не могу вспомнить ни одного поворота, который я сделал, и останавливался ли я вообще на красный свет. Единственные образы в моей голове были о ночи на кладбище, только это были не я со Стеллой, а Тоби.
«Гребаный засранец», — рявкаю я, хлопая ладонью по рулю.
Мой телефон снова прожигает дыру в моем кармане, чтобы узнать, где они оба.
Идти к ней домой так рано — это риск. Столкнуться с ее отцом до того, как я придумаю план, было бы действительно чертовски глупо.
Я сижу там очень долго, просто глядя на наш тихий дом.
В отличие от того, который я только что покинул, внутри нет никакого движения, никаких признаков какой-либо жизни. Никакого счастья.
Это место, где я вырос, но я изо всех сил пытаюсь найти какую-либо привязанность к нему, видя, что жизнь внутри еще более жалкая, чем кажется снаружи.
Это не семейный дом. Это даже не дом. Это груда кирпичей, в которой едва существует пара человек.
Со вздохом я толкаю дверь и направляюсь к входной двери, камни громко хрустят под моими ногами. Это должно насторожить любого о моем присутствии, но я сильно сомневаюсь, что женщина внутри будет в каком-либо состоянии ожидать меня.
Дрожь пробирает меня, как только я открываю входную дверь.
В доме воняет. Он несвежий, затхлый и нелюбимый.
Когда-то давным-давно все было совершенно по-другому. Но я видел доказательства этого только на фотографиях или слышал, как мои сестры говорили об этом. Время, которое я не помню. Время, которое я едва ли даже пережил. Время, которое умерло прямо рядом с сердцем этого дома.
Мы могли бы все встречаться здесь каждые две недели и притворяться нормальной семьей, но мы далеки от этого.
«Мама», — зову я, мой низкий голос эхом отдается в тишине дома.
Не получив ответа, я делаю шаг в сторону ее любимого места и останавливаюсь в дверях, чтобы подготовиться к тому, что я могу найти.
Три. Два. Один.
«Господи Иисусе, блядь», — бормочу я, оценивая состояние помещения, прежде чем мой взгляд падает на женщину, которая лежит на старом ковре между диваном и журнальным столиком, в окружении бутылок и иголок.
У нее бывают хорошие времена. Времена, когда она, возможно, просто сможет сдержать свои обещания привести себя в порядок и снова стать матерью. Но за этими временами всегда следует это опустошение.
Я понимаю это, в какой-то степени. Потеря — это тяжело.
Черт, я чувствую это каждый гребаный день. Я борюсь с этим каждый гребаный день. И я даже не знал ни одного из них.
С этим было трудно справиться в детстве, когда меня окружали женщины и отцы моих братьев помогали меня растить.
Но в ту секунду, когда я узнала правду, моя скорбь по человеку, которого я не могу вспомнить, но по которому скучаю, превратилась в зверя внутри меня, одержимого жаждой мести.
Каждый шаг, который я делал с того момента, был направлен на то, чтобы все исправить.
В тот день я не просто потерял своего отца. Мои сестры потеряли не только своего отца, моя мама потеряла своего мужа. Вся наша семья потеряла все. Все, что важно.
А затем снова был нанесен удар только пятнадцать лет спустя.
Это жестоко. Действительно чертовски жестоко.
Дэмиен Чирилло никогда бы не позволил нам оказаться на улице — и я бы тоже, вот почему я потребовал, чтобы меня привели в Семью гораздо моложе, чем, я уверен, ему хотелось бы. Но я ни за что не мог сидеть сложа руки и смотреть, как все вокруг меня превращается в пыль.
Перешагнув через все, отбросив пару бутылок в сторону, я подхватываю почти невесомое тело мамы на руки и поднимаю ее с пола.
Она не издает ни звука, кроме своего неглубокого, хриплого дыхания, когда я провожу ее прочь от беспорядка и поворачиваю к лестнице.
Я делал это так много раз, что теперь могу отстраниться от ситуации, монотонно проходя этапы уборки, переодевания ее отвратительной одежды и укладывания ее в постель.
