Неожиданно тяжёлым для Кола стало внезапное отсутствие отца. Плинн так и не показался ни разу за все те дни, что они находились в башне. Возможно, стоило бы порадоваться этому факту – если всё же предположить, что призрак был лишь плодом его воображения, то его исчезновение могло быть признаком исцеления.
Однако, даже если и так, Кол предпочёл бы исцелиться чуть позже. Именно сейчас незамысловатые шуточки Плинна, его неуместные обычно комментарии и своеобразное подбадривание были бы как никогда к месту. А может быть Кол боялся, что отец во второй раз исчезнет, а он снова не успел с ним попрощаться.
Спустя всего два дня после приезда, Кол осведомился – дозволено ли им с Крохой покидать башню и гулять в её окрестностях, и получил вполне предсказуемое согласие. Действительно, деваться с этого острова им было некуда, да и вообще – до ближайшего селения (теперь Кол знал, что сами келлийцы считают его городом и называют Копперн) было больше часа пути. Здесь, в окрестностях башни не водились хищники, то ли отпугнутые магией Герцогини, то ли истреблённые неугомонными келлийцами. Так что гостям с материка ничего не угрожало, разве что опасность заболеть в этом сыром холодном климате.
И именно по причине мерзкой погоды Кол нечасто пользовался своим правом. Иногда, когда сидеть в своей комнате становилось невмоготу, он – изредка один, но чаще в сопровождении Крохи – спускался вниз, чтобы побродить среди громадных сосен и кедров. Но вид этого неизменно серого неба, этих хвойных громад, постоянно вынужденных отражать нападки буйного ветра, навевал на него хандру, так что через короткое время они возвращались обратно. Здесь, по крайней мере, не было окон, и можно было представить себе, что находишься в Латионе.
Какое-то время Герцогиня в общении со своими гостями держалась достаточно отстранённо. Она куда чаще обращалась к своим подручным-северянам, которые, разумеется, куда лучше владели необходимой информацией, и лишь сверялась с Колом по кое-каким вопросам. Иногда это было почти унизительно – мастер Теней ощущал себя простым наёмником, которого наниматели считают лишь инструментом для решения своей задачи.
Более того, когда он предложил наладить связь с Гильдией, чтобы подготовить будущие события, Герцогиня безапелляционно запретила ему это.
– План настолько хрупок, что его может разрушить даже бабочка, – проговорила она. – Чем больше людей будет вовлечено в него до срока, тем выше вероятность, что один из них окажется достаточно болтлив, чтобы всё испортить.
Кол хотел было возразить, что в Гильдии не держат болтунов, но, промолчав пару мгновений, в итоге так и не открыл рта. И дело было не только в робости перед Герцогиней. На самом деле, таков был кодекс мастера Теней – если клиент ставит условия, им необходимо следовать.
Так продолжалось больше двух недель – благодаря часовому механизму в комнате, Кол теперь мог вести отсчёт дням, аккуратно помечая в блокноте каждое новое утро. И все эти минувшие дни плохо сказались на мастере Теней. Он сделался более угрюмым и молчаливым, и даже Кроха уже не мог совладать с этим.
То и дело, поддавшись меланхолии, Кол, часами просиживавший в своей комнате, глядя в одну точку, принимался вдруг костерить Командора за то, что выбрал для этого задания именно его. Разумеется, делал он это не вслух, но от этого его слова были ещё более злыми и горькими. Что бы он ни отдал сейчас за то, чтобы навсегда убраться с этого проклятого острова! А ещё лучше было бы вовсе никогда не оказаться здесь! Кол понимал, что Герцогиня так просто не забудется, и, быть может, ему предстоит жить с этим грузом всю жизнь…
Во время подобных приступов жалости к себе Кол раз за разом доставал свой блокнот и считал прожитые на острове дни, пытаясь вычислить, сколько их ещё осталось впереди, но затем, осознавая это число, хандрил ещё больше. Он понимал, что это поведение недостойно мастера Теней, но сейчас, когда он был заперт в этой башне, едва ли не в одиночной камере, ему было плевать на это.
Поддавшись отчаянию, он, как и Кроха, перестал бриться, и теперь, видя иной раз своё отражение в бадьях с водой, лишь криво ухмылялся – в местных одеждах, небритый и с отросшими волосами, он всё больше начинал походить на келлийца. Осталось лишь как-нибудь намазать свою бородёнку медвежьим жиром – и образ будет завершён!
Хотя, говоря откровенно, до сих пор он ни разу не встретил северянина, чья борода была бы действительно смазана жиром. Может быть, для местных погода была ещё не настолько холодной, чтобы прибегать к этому средству, но Кол подозревал, что и это была ещё одна байка, столь популярная на материке и столь же далёкая от реальности, как и небылицы о самой Чёрной Герцогине.
И всё же ощущение того, что он заперт в клетке, не покидало мастера Теней. Он чувствовал себя абсолютно лишним не только во всей этой башне, но и на всём этом чёртовом острове. Одна и та же служанка, чей вид вызывал уже в нём раздражение, больше похожее на ненависть, приносила ему еду, убиралась в его комнате. Она же вечно дежурила где-то поблизости, с готовностью бросаясь навстречу, едва он выходил за дверь. Кроме неё Кол практически не встречал здесь людей. Громадная башня казалась едва ли не вымершей.
Кол никогда не задумывался о том, что чувствуют люди, брошенные в одиночные камеры в казематах его величества, но полагал, что его нынешние ощущения весьма схожи с ними. В своём эгоцентризме он абсолютно серьёзно уже сравнивал себя с самыми несчастными из узников, а переживаемые чувства – с пытками.
Как бы ни прискорбно было это признавать, но, похоже, хвалёный мастер Кол, любимец Командора и один из самых перспективных членов Гильдии по общему мнению, «поплыл» при первой же серьёзной неудаче, случившейся в его жизни и карьере. Привыкнув быть баловнем судьбы, он теперь был раздавлен ударом, что она нанесла ему исподтишка. Похоже, Командор сильно переоценил своего протеже… Сложнейшая операция, казалось, была поставлена под удар…
Глава 8. Личное
С недавнего времени Кол узнал, что на вершине башни имеется площадка, с которой можно обозревать виды острова и панораму Серого моря. Точнее, он знал это и прежде, но теперь выяснил, что может беспрепятственно подниматься туда в любое время. Он нечасто пользовался этим правом, так как хандра всё больше одолевала его, но иногда, когда начинало казаться, что ему не хватает воздуха в этом замкнутом пространстве, Кол всё же поднимался туда. Их комнаты располагались достаточно высоко, так что для подъёма на вершину башни требовалось преодолеть заметно меньше ступеней, чем для спуска к её подножию.
Кол стоял, опершись на парапет, и глядел на блики, играющие на волнах Серого моря. Был один из немногих дней, которые вполне можно было бы назвать солнечными. Да, по небу бежали неизменные облака, которые жители того же Латиона уже назвали бы тучами, но между ними были достаточные разрывы, чтобы лучи осеннего светила успевали на время осветить этот вечно хмурый мир.
Откровенно говоря, вид с башни действительно был потрясающим. Окрестные скалы, покрытые лесами, не закрывали обзора, и остров Барти, как обычно называли эту землю палатийцы, не умея произнести сразу несколько согласных подряд, проглядывался на несколько миль. И, насколько хватало глаз, повсюду была эта тёмная густая зелень хвойных лесов. Остров был очень велик, и с побережья, разумеется, нельзя было окинуть его взглядом полностью. Где-то там, наверняка, были и свободные от леса земли, и голые камни, и реки с крупными озёрами. Наверное, были даже города, хотя Кол уже имел случай полюбоваться тем, что эти дикари именуют городом.
