– Хорошая идея, мессир! – подхватил Келдон. – К Гурру это перемирие! Снесём ко всем дьяволам эту паршивую страну! Убьём их мужчин, сожжём дома, изнасилуем женщин! Именно так встарь поступили бы эти северяне! Покажем, что их ветер с севера – лишь газы из задницы болотной лягушки! Пришла пора показать, что такое южный ветер!
– Великолепная речь, ваше высочество! – похвалил Каладиус. – Именно такие речи нужно произносить перед войском накануне битвы! Но вы должны отправляться в Латион. Вы должны рассказать его величеству о том, что произошло. Предоставьте нам делать свою работу!
– Я могу вернуться в Латион через пару дней, – отвечал разочарованный Келдон. – В конце концов, это на меня было совершено покушение, и я имею право отомстить!
– Принцы, ваше высочество, мстят не как простые смертные. Ваш Второй легион станет мечом в вашей руке, и с вашем именем воины войдут в поверженный город!
– Вы правы, мессир, – неохотно сдался принц. – Тогда, быть может, вы последуете за мной? Я представлю вас при дворе, и даю слово – вас ждёт там блистательная карьера!
– Это было бы чудесно, ваше величество, но меня, кажется, только что произвели в командиры, а командир не должен покидать свой отряд, – улыбнулся маг.
Конечно, у Каладиуса был великий соблазн бросить эту полукочевую солдатскую жизнь, к которой он до конца, наверное, так и не привык. Но он понимал, что пока не время показаться при дворе. Сейчас слишком большое внимание было бы приковано к его персоне. Кому-нибудь вполне могла бы прийти в голову мысль просмотреть архивы Академии, чтобы выяснить, пусть даже из чистого любопытства, когда там обучался легендарный волшебник. Кроме того, в Латионе были маги более сильные и опытные, нежели Традиус, и для них нужно было придумать весьма убедительную версию того, как он волшебством сумел очистить кровь от яда. В общем, быстро поразмыслив, он решил, что для него будет пока ещё рано отправляться в столицу.
– Это прекрасные слова, мессир! – воскликнул принц.
Так во взаимных расшаркиваниях и комплиментах прошло время до момента, когда посланные за алхимиком легионеры вернулись и доложили, что тот исчез, причём, похоже, день или два назад, поскольку цепной пёс, судя по всему, не ел уже довольно давно.
– Должно быть, он сбежал сразу же, как передал яд, – скрипнул зубами принц. – Понимал, каналья, что наши легионы перетряхнут тут каждый камешек, чтобы отыскать убийц! Надеюсь, однажды он попадёт в мои руки! Понтс, отправьте дюжину ваших лучших ищеек по окрестностям – он не мог уйти далеко!
– Слушаюсь, ваше высочество! – отсалютовал легат.
– Что ж, думаю, что мессир прав, и мне нужно отправляться в Латион. А вы, легат, не теряйте времени! Уверен, что в ближайшие дни вы уже сможете нанести первый удар. Обещаю, самое позднее – через три недели у вас будет подкрепление для более глубокого проникновения. Может хоть в этот раз нам удастся дойти до клятого Шинтана!
– Но ваши люди, – напомнил Понтс. – Они всё ещё движутся к Терренау. Они попадут в ловушку, когда мы начнём наступление!
– Вы правы, легат. Я пошлю одного из своих людей предупредить их.
– Вот ведь палатийцы удивятся, когда не дождутся обещанной делегации, а вместо этого Латион начнёт боевые действия! – усмехнулся Каладиус.
– Не удивятся, – отрезал принц. – Уверен, что они поймут.
Глядя вслед скачущему во весь опор принцу, Каладиус крайне сомневался, что палатийцы поймут, что же произошло. И это было ему чрезвычайно на руку.
Глава 25. Справедливое возмездие
Лишь оставшись наедине, Каладиус наконец выдохнул. Он до сих пор не мог ещё до конца поверить, что всё прошло настолько гладко. Сам он видел в своей истории такое количество мелких недочётов и нестыковок, что в совокупности они превращались в одну большую нестыковку и недочёт. Из этой истории торчало огромное количество хвостов, и потяни за любой – вытянешь злобную псину, которая вцепится в горло.
Но – и на это был расчёт мага, который в конечном итоге и оправдался – никто даже не стал не то что тащить за эти хвосты, но и искать их. Будь на месте Келдона более взвешенные и осторожные палатийцы – у них наверняка нашлись бы вопросы к Каладиусу. Очень и очень неудобные вопросы, ответить на которые было бы сложно. Но воинственным латионцам был нужен лишь повод, чтобы отказаться от ненавистного перемирия – и они за него с радостью ухватились.
Людям в большинстве случаев не нужна правда. Им нужны подтверждения их собственных взглядов и мыслей. Келдон хотел войны – он её получил. Он хотел видеть врага в любом палатийце – Каладиус предоставил ему такую возможность. Да, Каладиусу можно было бы задать много вопросов, на которые было бы непросто найти ответ. Но он точно знал, что никто даже не захочет этого делать.
Теперь, насколько он мог представить себе ситуацию, Латион был у него в кармане. Теперь нужно лишь подождать, пока немного утихнут лишние разговоры, покорив тем временем несколько захолустных городков. Восторженные голоса разнесут его подвиги, многократно преумножив их по дороге. Он сможет стать легендой ещё до того, как появится при дворе. И тогда уж никто не посмеет усомниться в нём. Главное – не упустить удачу. Но на этот счёт Каладиус в себе не сомневался.
Ощущал ли он угрызения совести, ведь по его вине уже погибли люди, а вскоре погибнут сотни, а то и тысячи? Каладиус, ещё будучи Олни Стайком, а позднее – Каррисом, всегда считал себя человеком скорее хорошим, нежели наоборот. Но вот выходило так, что он – настоящее чудовище, который своими собственными руками уже убил четверых человек (включая того бедолагу, на котором он испробовал отравленный бульон), рискнул жизнью ещё четырёх человек, из которых минимум одного вполне мог бы назвать если и не другом, то хорошим приятелем, а ещё он ради собственной выгоды разрушил мир, который вот-вот должен был воцариться на севере Паэтты.
И однако же, понимая всё это, Каладиус почему-то не ощущал себя чудовищем. Скорее уж чудовищными были обстоятельства, которые и заставляли его делать эти довольно неблаговидные вещи. Если уж задуматься, то что важнее для мира – великий маг вроде него, или же какой-то бесталанный трактирщик, который только и умеет хорошо, что варить супы из бычьих членов?
Каладиус хорошо осознавал свою ценность и уникальность, и был уверен, что даже гибель целых городов будет оправдана, если благодаря этому он займёт подобающее ему место в этом мире. Молодой человек был твёрдо убеждён, что он принесёт ещё немало добра, и не дать этому свершиться было бы как раз самой настоящей чудовищностью.
Стыдилась бы мама его поступков, или гордилась бы ими? И хотя сейчас, спустя полтора десятка лет, он уже не мог вспомнить черт её лица, но всё же был уверен, что мама очень гордилась бы им, и у неё не нашлось бы ни одного слова осуждения. Впрочем, положа руку на сердце, Каладиусу, похоже, было глубоко плевать на любые осуждения. Все эти люди вокруг него – не более чем трава у корней могучего дуба. Умрут они, их дети, внуки, и правнуки, а он будет жить. В легендах – так уж точно! Так стоит ли дубу переживать, что от его могучей сени хиреет внизу трава, коли она и так вскоре пожухнет, едва лишь наступит осень?
